Шрифт:
– Я думаю, да. Но ты ведь была моей первой заложницей.
– А ты моим первым похитителем.
За этим должны были бы последовать взаимные улыбки. Но они оба остались серьезными.
– Твои волосы отросли заново?
– Что?
– Твои волосы. Помнишь прядь, которую я откромсал?
– Ой, да, – смущенно ответила она. И бессознательно потянулась к укороченному локону. – Он там, внутри. Уже почти незаметно.
– Хорошо.
Он отпил содовой. Эйслин стиснула руки и зажала их между коленями, чтобы не дрожали. Ей так сковало грудь от напряжения, что она боялась, как бы ее не хватил сердечный приступ. Она испугалась, что может задохнуться.
Минута шла за минутой, и она не знала, сколько еще выдержит. Но молчание было еще хуже их странного разговора, и она спросила:
– Ты уже был дома? Виделся с матерью?
Он покачал головой:
– Я же сказал, что ты моя первая остановка.
Он даже не повидался с матерью и сразу приехал к ней? «Подожди, Эйслин, не паникуй».
– Как ты сюда добрался?
– Мама и Джин приезжали ко мне на прошлой неделе. И Джин оставил на стоянке мою машину.
– О… – Она вытерла о джинсы потные ладони. Но руки казались ледяными, а в ногах словно прекратилось кровообращение. – Почему ты приехал?
– Чтобы поблагодарить тебя.
Она вздрогнула и посмотрела ему в лицо. У нее все внутри перевернулось от его твердого прямого взгляда.
– Поблагодарить меня?
– Почему ты не стала выдвигать против меня обвинения?
Она с облечением выдохнула. Если это все, что его интересует, она переживет.
– Шериф и те полицейские, что за тобой приехали, вообще обо мне не знали. – Она стала рассказывать, что произошло после его поимки. – Они увезли тебя, и только потом заметили, что я спускаюсь с горы.
Их взгляды на мгновение встретились. Они оба вспомнили о том, что произошло на той горной вершине.
Эйслин снова быстро заговорила.
– Они… ну, в общем, стали меня допрашивать, кто я такая и что делала там с тобой. – Она вспыхнула, вспоминая, как ей было неловко. Она предполагала, что допрашивавшие ее мужчины догадываются, что она только что занималась любовью. Волосы в беспорядке, губы припухли от обжигающих поцелуев, груди подрагивают…
– И что ты им сказала?
– Я солгала. Я сказала, что заметила, как ты голосуешь, и подвезла тебя. Отрицала, что мне было известно о твоем побеге. Я сказала, что согласилась подвести тебя до дома твоего деда, поскольку он был тяжело болен и я тебя пожалела.
– Они тебе поверили?
– Полагаю, да.
– Тебя могли привлечь к ответственности.
– Но не привлекли.
– Ты могла бы обвинить меня во множестве преступлений, Эйслин. – Ее имя, произнесенное вслух, заставило вздрогнуть их обоих. Они пристально посмотрели друг другу в глаза, потом отвели взгляды. – Почему ты не сказала им правду?
– Какой в этом был смысл? – Она встала и нервно заходила по кухне. – Я была в безопасности. А ты вернулся в тюрьму, тем или иным способом.
– Но тебе… причинили вред.
Эвфемизм, не обманувший ни ее, ни его. Они оба понимали, что при желании она могла обвинить его в изнасиловании, и его, скорее всего, признали бы виновным. Ее слово против его – но кто ему поверит?
– Царапина на руке была поверхностной. Кроме того, это же не ты меня поранил. – Они понимали, что он имел в виду не царапину, но им казалось благоразумным притвориться, что именно ее. – Я считаю, что зря тюремное начальство не дало тебе повидаться с дедом. В моих глазах твой побег оправдан. Вред никому не причинен. Правда.
– И никто тебя не хватился?
Ей стоило больших усилий поступиться гордостью, но она ответила правду:
– Нет.
Она вернулась домой, как только ей разрешила полиция. Пресса при аресте не присутствовала, так что никто не узнал, что она была замешана.
– А сотрудники твоего бизнеса? – спросил он.
– А что с ними?
– Ты сказала, что они тебя хватятся.
– Естественно, я это сказала.
– Ох, – он огорченно тряхнул головой, – значит, нет никаких сотрудников.
– Тогда не было. Но сейчас я наняла двоих.
Он усмехнулся:
– Не волнуйся. На этот раз я не собираюсь направлять на тебя нож.
Эйслин улыбнулась в ответ, потрясенная его красотой. Первый шок прошел, и она впервые смогла как следует его рассмотреть. Волосы спереди подстрижены, но по бокам и сзади спускаются ниже плеч. На бронзовой коже никаких следов тюремной бледности. Спроси она, каким образом, он бы мог ответить, что каждый день бегал в тюремном дворе. Он наворачивал круги, пока не пробегал нужное количество миль, что немало способствовало его прекрасной физической форме.