— Мы зарегистрируем компанию в Гернси — ты и я, — сказал Крокетт. — Может быть, нам понадобится кто-нибудь еще.

— Думаешь, сами не обойдемся? — тревожно спросил Мэнихен. За последние десять минут в нем проснулся инстинкт капиталиста, не желающего без необходимости делить доходы.

— Боюсь, не обойдемся, — задумчиво ответил Крокетт. — Без первоклассного патолога нам не удастся объяснить, каким образом раствор Мэнихена действует на ядро клетки. Нам понадобится биохимик. Ну и конечно, ангел.

— Ангел?! — До сих пор Мэнихен не предполагал, что религия является составной частью бизнеса.

— Денежный мешок, — нетерпеливо пояснил Крокетт. — Начнем с патолога. Лучший в стране патолог у нас под боком. Старый добрый Тагека Кай.

Мэнихен кивнул. Тагека Кай был лучшим в Киото, а потом лучшим в Беркли. Ему принадлежал «ягуар». Тагека Кай разговаривал с Мэнихеном. Однажды. В кино. Тагека Кай спросил: «Не занято?» Мэнихен ответил: «Нет». Он запомнил этот случай.

— Так, — решил Крокетт. — Поймаем Кая, пока тот не смотался домой. Время дорого.

Он положил на стол десятидолларовую банкноту и направился к двери, а Мэнихен засеменил следом, минуя трех дам у стойки. В один прекрасный день…

— Интересно, интересно, — приговаривал Тагека Кай, быстро перелистывая заметки Мэнихена.

Они находились в лаборатории Мэнихена. Крокетт был убежден, что его и Тагеки Кая комнаты оборудованы «жучками». Все единодушно согласились, что никому не придет в голову прослушивать отдел моющих средств, поэтому можно говорить свободно, хотя и на пониженных тонах.

— Интересно, — повторил Тагека Кай. Его английский — с легким техасским акцентом — был безупречен. — Так. Доли партнеров равны, но у меня исключительные права на Гватемалу и Коста-Рику.

— Кай! — запротестовал Крокетт.

— У меня есть определенные связи в Карибской акватории, — отрезал Тагека Кай. — Либо да, либо нет.

— Заметано, — сказал Крокетт. Тагека был куда ближе к Нобелевской премии, чем Крокетт, и владел компаниями в Панаме, Нигерии и Цюрихе.

Тагека Кай небрежно смахнул мышей и карпа из холодильника на алюминиевый поднос.

— Простите, — произнес Мэнихен. Только что его осенила мысль. — Не хотелось бы вмешиваться, но они — желтые. Мыши, я имею в виду. — Он вспотел от волнения. — То есть я хочу сказать, что по крайней мере до сих пор раствор… э-э… — Позже он научится говорить «раствор Мэнихена» не краснея, но пока это было выше его сил. — Одним словом, пока раствор проявляет токсичность только к… э-э… организмам, чей доминантный, если позволите так выразиться, пигмент некоторым образом может быть определен как… э-э… желтый.

— Что вы хотите сказать, партнер? — бесцеремонно перебил его Тагека Кай.

— Всего лишь… м-м… — Мэнихен уже пожалел, что начал говорить. — Ну, существует опасность… Резиновые перчатки по крайней мере. Полная асептика, позволю себе посоветовать. Поверьте, я меньше всего думаю о расовых… характеристиках, но если, не дай Бог, что-нибудь случится…

— Не беспокойтесь о своем желтом брате, партнер, — бесстрастно сказал Тагека Кай и удалился с подносом.

— Вот рвач! — горько вырвалось у Крокетта, когда дверь за патологом закрылась. — Исключительные права на Гватемалу и Коста-Рику! Восходящее солнце. Вперед на Маньчжурию. Как и в прошлый раз.

По пути домой Мэнихен отметил про себя, что, хотя они оперируют теми же фактами, Крокетт и Тагека Кай схватывают перспективы, совершенно для него скрытые. Вот почему они разъезжают в «ланчиях» и «ягуарах».

Телефон зазвонил в три утра. Миссис Мэнихен застонала, когда муж сонно потянулся через нее к трубке. Она не любила, когда он прикасался к ней без предупреждения.

— Крокетт, — представился голос из трубки. — Я у Тагеки. Немедленно приезжай.

Мэнихен трясущейся рукой положил трубку и стал одеваться. От выпитого коктейля у него болела голова.

— Куда? — произнесла миссис Мэнихен.

— Совещание.

— В три утра? — Она не открыла глаз, но рот ее скривился.

— Я не обратил внимание на время. — Еще недолго. Боже мой, совсем недолго.

— Спокойной ночи, Ромео.

— Это Сэмюэль Крокетт, — сказал Мэнихен, возясь со штанами.