— Да, вижу. К тому же вот с этой воды можно уже попасть в твою Быструю. — Хмыкнула она.

— Да-да, все верно. — Я посмотрел на нее. — Есть возможность по каким-то знакомым поспрашивать, что да как? Может быть, кто-то что-то вспомнит?

— Ну, здесь у столицы есть с кем пообщаться, а вот дальше никого. — Он грустно улыбнулась. — Нам бы сеть защитников активировать, они густо по землям сидят, да и реагируют на вопросы куда как ответственней.

— Ну да, с этим беда. — Я обернулся на закрытую дверь, за которой скрылся Жеткич. — Хотя и попробую спросить, он хоть по виду и имеет в одном месте осиновый кол на два локтя длинной, но думаю уж в такой мелочи, как сбор информации не откажет.

— Хорошо бы. — Кивнула она. — Пока значит, ждем и молчим в тряпочку?

— Думаю большего мы пока не сделаем. — Я потер переносицу. — Разве что еще материала тебе подбросить. Ты скажи ба, из водоплавающей нечисти у тебя есть, что в запасе? Тела навок собирать? Можно из них состряпать какое ни будь блюдо?

— Ой. — Она сморщила нос. — С водяными бяками у меня плохо, они, конечно, есть и в не меньшем количестве чем сухопутных, только вот я только кракена пожалуй смогла бы изобразить и то не большого.

— Серьезная зверушка? — С интересом повернулся я к ней.

— Слизь, сопли, щупальца и мертвая вода. — Она покачала головой. — Я как-то в бассейне наблюдала подобную гадость. Практически не транспортабелен, студенистая тушка с щупальцами, лежит на дне и либо спит, либо жрет, чем особенно не приятен, это тем что отравляет вокруг себя воду. Нижние слои водоема вокруг него становятся вязкими, насколько я помню, он это специально делает, так как в чистой воде начинает разлагаться, так что в проточных частях не желательно выпускать, вода будет постоянно меняться, и он сам помрет в скором времени.

— Ну а пруд загадит так, что уже никто в нем жить не сможет и тем более по доброй воле не сунется. — Подвел я итог своим умозаключением.

— Ну да, черная вонючая вода и берег усыпанный костями. — Она устало потерла глаза. — Думаю такой радости тебе не нужно.

— А крылатых гадов ба, можешь? — Ну а что? Раз с флотом не вышло так может с авиацией подфартит?

— Могу. — Она расплылась в улыбке. — Только вот милок, откуда такие амбиции? Ты вообще представляешь, что и кого просишь?

— Я тебя умоляю. — Я замахал на нее руками. — Давай хоть ты избавишь меня от этих глупостей и закатывания глаз под лоб.

— Ну, как знаешь. — Она погладила меня по голове. — Чего бы ты хотел? Гарпию, мантикору, стаю гигантских нетопырей?

— Книгу. — Улыбнулся я. — Дай посмотреть, что есть.

— Ишь ты хитрец. — Она хлопнула меня по шее. — Я тебе значит, книгу дам, а ты мне взамен целую кучу неприятностей?

— Ба! — Я попытался изобразить обиженную гордость. — Никаких экспериментов, ты же меня знаешь!

— Вот именно сынок, я тебя знаю! — Поджала она губы. — И ничего ты от меня не получишь!

Ну, было бы сказано, а там я по лучше некоторых некромантов и мертвого что называется, уговорю. Конечно Хенгельман сдалась, и выделила литературу из своих запасников, в частности парочку томов бестиариев и хорошую вводную по тонким плетениям некротических потоков. Не хотела, упиралась, но дала. А для меня это стало как свет в конце тоннеля. Оперировать чистой энергией как прежде я не мог, а вот тонкие паутинки, маленькие бисеринки, темной энергии это мы пожалуйста. Обратная сторона медали так сказать, если магия льесальфов строилась на упорядочении движения бытия, можно даже сказать упорядочении хаоса, то господа дьесальфы брали в основу силу энтропии. То есть разрушения материи, ее распад, осадок, некое эфемерное послесловие уходящих в небытие.

Все гораздо сложней, вроде бы трудоемкость возрастает и меж тем, проще. Почему? Ну как вам сказать, здесь больше думаешь, больше готовишься, собираешь материал, но в конечном итоге меньше отдаешься физико-энергетически. Ты не тратишь свой магический потенциал, ты собираешь то, что разлито вокруг тебя, то, что уже никто не может подобрать и никому не нужно.

Понятное дело, что беда тут возникает с накопителями. Если простой маг вполне без последствий может держать на себе определенный энергетический заряд, то некроманту используемый им вид энергии крайне не рекомендовалось приближать близко к телу. Чревато и весьма, можно в считанные мгновения превратиться из цветущего зайца — попрыгайца в увядшую черепашку, вернее в прокисший черепаший суп. Так как материя в лице плоти будет студенистой слизью опадать с твоих костей. Вот такая вот она энтропия, бессердечная сука, не прощает своим приверженцам халатности и разгильдяйства.

Вводной томик, я читал уже по четвертому кругу, причем первые два раза читал от корки до корки не смыкая глаз и днем и ночью, за что получил пару раз нагоняй от ба, за неоправданный подрыв своего здоровья.

Ну да в пользу дело. Мой личный ювелир, привык к неожиданным и весьма специфическим заказам потому исполнил мой каприз в виде маленького серебряного перстенька на мизинчик с вкраплением топаза, буквально за день. Морока стала с зарядкой этого невзрачного амулетика, так как кладбище в городе опустело, а соваться к простому деревенскому люду не хотелось из-за непосредственной близости погостов у крестьян к деревням. Потому послесмертие пришлось изображать буквально на коленке, а именно перстенек отправился на скотобойню, что конечно пусть и не в больших объемах, но все равно потихоньку наполняло резервуар моей будущей мощи. Тут надо сказать через пару дней пришлось идти на хитрость, так как крутится постоянно, на скотобойне было мне барону не комильфо. Тот же ювелир изготовил мне уже совместно с кузнецом комплект из двух десятков ножей. Исполненных в лучших традициях черного жречества, темных эльфов с привязкой на мое колечко, разве что металл, был не черным, на него тупо во всем баронстве уже некротики не хватало, зато с неимоверным радиусом действия. Я мог со своим колечком хоть в космос лететь, пока жертвенные ножи режут живую плоть лишая жизни земных тварей, я никогда не останусь без своей капельки темной энергии. Удобно, действительно удобно, даже Хенгельман похвалила мою изворотливость, правда заявив, что ничто не ново под луной и подобные схемы уже сто раз опробованы и используются дьесальфами не одно столетие.