— Послушайте, — прервал Витковский возмущенно. — Вы совсем запутались, наверняка запугали Курилова, истолковали его слова по-своему и ничего не понимаете в наших отношениях!

— Вы правы лишь частично. Я в самом деле не все понимаю. Но знаю я уже больше, чем вы.

Ему не хотелось говорить Витковскому о подлой расчетливости его бывших друзей. И он не знал еще, каким образом оборвала она жизнь Татьяны.

И незаконченный поиск вновь привел Мазина к Клавдии Ивановне Сибирьковой, но на этот раз не в кафе «Аист», а в новый кооперативный дом-башню, в весьма скромную однокомнатную квартиру.

Входя в подъезд, Игорь Николаевич отнюдь не был уверен, что найдет здесь ответ на свой вопрос, но, как сказал он сам однажды, когда человек много работает, ему начинает везти.

Мазин поднялся в лифте на шестой этаж и позвонил.

Открыл очень похожий на мать, высокий и симпатичный парень в джинсах, спортивном свитере и очках. Глядя на парня, можно было отчасти представить Сибирькову, какой была она в те годы, когда дружила с Татьяной Гусевой.

— Я бы хотел повидать Клавдию Ивановну.

Парень отодвинулся, освобождая дорогу.

— Заходите. Мама сейчас придет. Подождите немного, пожалуйста. Вы по делу?

— Да. Я работаю в милиции.

— А…

И симпатичное лицо парня омрачилось.

Мазин прошел в комнату, заваленную книгами, чертежами и приборами, и удивился, так как жилище Сибирьковой представлял иначе.

— Вы студент? Как вас зовут? — спросил он парня.

— Саша.

— А меня Игорь Николаевич. Можно присесть?

— Конечно. Вы уже были у мамы?

— Да, мы беседовали.

Он потрогал очки:

— В этом кафе вечные неприятности. Но мама честный человек. Ей нужно было давно уйти оттуда.

— Разве честный человек не может работать в кафе?

— Может. Но никто не верит, что она живет на зарплату. Вот и вы тоже…

Мазин огляделся. В комнате не было заметно ничего, что противоречило бы словам Саши.

— Не волнуйся. Мы беседовали совсем о другом. Пятнадцать лет назад твоя мать дружила с одной девушкой. Ее убили. И мне потребовалось уточнить некоторые обстоятельства. Вот и все.

— А мне она ни слова! Вечно оберегает. Я слышал об этой истории. Эта женщина — Гусева?

— Да. Что ты слышал?

— Ее убил любовник.

— Так считает Клавдия Ивановна?

— Разве нет?

— Пытаюсь выяснить.

— Мама любила ее. Карточки ее сохраняет, предсмертное письмо…

— Что?!

— Ну, вернее, не предсмертное, а последнее, которое она прислала маме.

— Ты читал это письмо?

— Как-то попалось. Сплошные сантименты. Видно, что, кроме личной жизни, она ничем не интересовалась. Но мама… Да вот она идет.

— Кто у тебя, Саша?

— Это к тебе, мама.

Сибирькова увидела Мазина.

— Добрый вечер, Клавдия Ивановна. Решился еще разок вас побеспокоить.

— Я так и думала, что придете.

— Почему?

Сибирькова не ответила. Сказала сыну:

— Ты, может, погуляешь, Саша?

— Да я все знаю, мам.

— А лучше погуляй.

— Пожалуйста…

Они вышли с Клавдией Ивановной на маленькую кухню, и Мазин присел у чистого белого столика, прислушиваясь, как собирается обиженный недоверием Саша.

— Хороший сын у вас, Клавдия Ивановна, совсем взрослый.

— Какой взрослый? На первый курс поступил. Мальчишка еще, — возразила Сибирькова не без удовольствия.

— На меня он произвел впечатление серьезного юноши.

— Он серьезный, занимается много, учится. Человеком должен стать, не то что я…

Сейчас, в домашнем платье, повязанная косынкой, Сибирькова казалась проще и доверчивее, чем в кафе, но вскоре Мазин почувствовал, что дело не только в перемене обстановки.

— Что это вы слова Гусева о своей работе повторяете?

— Думаете работа легкая? Сказала бы вам, да вы не за тем пришли. Значит, решили не отступаться, пока до правды не доберетесь?

— Решил. Но трудно. Вы, например, помочь мне не захотели.

Сибирькова присела за столик напротив Мазина:

— Заметили?

— Заметил, Клавдия Ивановна. Ведь убийцей Татьяны вы считаете ее любовника. Но мне об этом не сказали. А раз считаете, наверно, имеете основания.