— Поэтому я и заговорил об этом с вами.

— А, так вы рассчитывали на меня?

— Напрасно?

— Ну, все-таки пятьсот ливров…

— Они принесут вам десятикратную прибыль! Или даже стократную! Взгляните на этот полный зал. За один сегодняшний вечер он уже принес театру больше пятисот ливров!

— Но ваша пьеса будет запрещена? Ведь в этом состоит главный ключ к успеху! Вы же знаете, как получилось с Бомарше. Автор, который не проведет несколько дней в Бастилии, как он, никогда не станет любимцем публики!

— Да в моей пьесе найдется сотня предлогов, чтобы ее запретили!

— Какое трогательное воодушевление! Ах, молодость!.. Хорошо, вы выиграли, я дам вам пятьсот ливров. Садитесь поближе ко мне.

— Ах, если бы вы сейчас видели свою улыбку, баронесса! Ваша щедрость вас украшает и молодит!

— Вы написали комедию?

— О нет, уверяю вас!

— Но вы же не хотите сказать, что сочинили драму?

— Отнюдь. На самом деле это, конечно, скорее комедия.

— И о чем она?

— Ну… она примерно как у Бомарше, но еще увлекательнее.

— А я смогу узнать себя в ней?

— О!..

— Мне уже не терпится ее прочитать! Когда вы мне ее покажете?

— Я принесу вам самый первый отпечатанный экземпляр, клянусь! Я уже думаю о посвящении: „Госпоже баронессе Бушардон, которая…“

— Нет, не говорите ничего! Скажите только название.

— „Мадам Полишинель, или Загадка вечера“.

— Это я мадам Полишинель?

— Нет, мадам, вы — загадка вечера…

Вернемся в театр королевы. Мария-Антуанетта сходит со сцены и, пройдя под сводом из живых цветов, направляется в Малый Трианон. Ее сопровождает Ферзен.

С тех пор как он вернулся из своего путешествия по Америке, она не отпускает его от себя ни на шаг. Они говорят по-немецки, ее восхищает и его легкий шведский акцент, и его застенчивость в сочетании с галантностью. Он хрупок, изнежен, у него взгляд лани, заметившей ружье охотника.

Вот уже около года Ферзен любовник королевы. Людовик XVI спокойно принял эту связь и даже, со своей стороны, ее легализовал, назначив Ферзена командиром Шведского полка. Это позволило Ферзену проводить все время в Версале и вообще вести себя как шведский посланник — коим он, по сути, и был.

Ферзен оказал королю добрую услугу: теперь королева и слышать не хотела о графе д’Артуа.

Артуа слишком многое себе позволял с королевой: дважды ее обрюхатил, да еще и во всеуслышание хвалился этим.

И, как будто этого было недостаточно, он платил бульварным писакам, чтобы те сочиняли оскорбительные памфлеты об его брате-короле. Коварство Артуа, благодаря которому он некогда стал любовником королевы, в конце концов его сгубило: он превратился в грязного типа. Напрасно он расхаживал по дворцу, гордый как павлин, — теперь королева его ненавидела и не позволяла ему приближаться к своим детям, чье расположение он всеми силами пытался завоевать.

Артуа умирал от ревности, ему хотелось уничтожить Ферзена. Но Людовик XVI был начеку и не позволял ему это сделать. Он наслаждался унижением младшего брата, открыв для себя неизведанную ранее сладость мести.

В глубине души он был растроган, наблюдая за счастливой парой. Ферзен был красив, и Людовик XVI как бы проецировал себя на него. Король хотел сделать его своим другом, самым лучшим, какой только мог у него быть, и самым верным: Ферзен не мог предать его без того, чтобы не погибнуть самому.

Все вместе они составляли все более сплоченное трио заговорщиков. Позже, в Тюильри, они вместе организуют бегство в Варенн. Но до этого еще далеко. В данный момент королева счастлива. Ферзен обнимает ее, целует, раздевает… Да, все это будет в фильме.

Эбер нашел работу в Театре варьете. Он писал пьесы, которые никто не ставил и не публиковал, и помогал известным авторам в работе над их пьесами: исправлял, дописывал, переделывал.

Жизнь была прекрасна, и даже если Эбер хотел большего, это не мешало ему развлекаться вовсю. От одной дамы-меценатки он устремлялся к другой. Пятьсот ливров баронессы де Бушарден перешли в руки шлюх. Эбер тратил за день все, что зарабатывал за месяц, а в оставшееся время занимал у друзей и торговал своим телом и своим пером с одинаковой легкостью.