В ответной улыбке Марселлы сквозила такая же ирония.

— Это очень мило с вашей стороны, но, полагаю, я смогу сама справиться с нашим посетителем и побыстрее с ним распрощаться. Очевидно, он всего лишь хочет поздравить меня по поводу свадьбы.

С этими словами Марселла закрыла за собой дверь и, погрузившись в мысли, начала подниматься по широкой лестнице. После приема у Бейнбриджей прошло два дня. За это время они с Гаретом не раз появлялись вместе на публике, хотя Марселла предпочла бы скорее отклонить подобные приглашения. Причиной этого было вовсе не ее отрицательное отношение к высшему обществу или боязнь ненужного внимания и едких замечаний, а необходимость наносить визиты вместе с мужем: ей совсем не хотелось проводить время рядом с Гаретом.

Марселла подавила еще один тяжкий вздох. Как ни пыталась она забыть их прогулку по темному саду леди Бейнбридж, воспоминания постоянно возвращались к ней, волнуя и лишая покоя, вызывая ощущение тревоги. Вместе с тем к сложной гамме чувств примешивалось и странное возбуждение, заставлявшее сердце Марселлы биться сильнее обычного.

Что это за человек, если он так неожиданно превратился из противника в буколического пастушка, недоумевала она, чувствуя на себе постоянное внимание Гарета. Томный взгляд, приятный комплимент, поддерживающая под локоть заботливая рука — все эти интимные жесты раньше Марселла считала несовместимыми с истинной сущностью Вольфа. Теперь же они словно стали его второй натурой. Гарет не посягал на жену, но держал ее в постоянном напряжении.

Они встречались за столом — большей частью в обществе Джессики и Невилла, — и каждый раз Гарет изо всех сил старался быть любезным, а однажды даже погулял с женой по парку. Тогда Гарет заявил, что не желает ехать верхом или в экипаже, и Марселла должна была признать, что они очень приятно провели этот день. Удовольствие было бы совсем полным, если бы не подозрение, что Гарет лишь временно изменил свое поведение в лучшую сторону.

По крайней мере, он не предпринимал попыток взломать дверь, соединявшую их спальни, и Марселла уже за это испытывала к нему благодарность. Вместе с тем в неприкрытом отсутствии интереса к подобным действиям угадывалось нечто подозрительное, не говоря уже о том, что это выглядело и несколько оскорбительно…

Марселла недоумевала, почему Гарет начал танцевать под другой мотив и почему ей все труднее становилось оборвать на середине этот воображаемый танец?

Ответа на эти вопросы она пока не находила. И, отбросив грустные мысли, Марселла с равнодушной светской улыбкой на губах вошла в гостиную. Однако ее надежды относительно возможной причины визита сэра Финеаса быстро увяли, стоило ей увидеть баронета, который оторвался от созерцания книжного шкафа и с преувеличенно озабоченным выражением лица поспешил навстречу.

— Моя дорогая Марселла, — воскликнул Финеас дрожащим от невыразимого волнения голосом, потом драматически остановился перед ней и опустил глаза. — Не могу спокойно думать об обрушившемся на меня несчастье. Простите неофициальность моего обращения: уверен, мы с вами слишком хорошо знаем друг друга, чтобы обойтись без церемоний.

— Это не имеет значения, сэр Финеас, — сухо ответила Марселла, приветствуя баронета холодным кивком головы и стараясь не показать своей неприязни. — Я бы пригласила вас присесть, но, к сожалению, мы с вдовствующей графиней должны сейчас ехать по делам.

— Не беспокойтесь, моя дорогая. Я отниму лишь минуту вашего времени, только чтобы удостовериться, что с вами не обращаются плохо.

— Со мной? Плохо обращаются? — Марселла бросила на гостя полный непритворного удивления взгляд. — Не представляю себе, что вы имеете в виду, сэр?

— Этот мужлан, этот повеса-граф, не причинил ли он вам вреда? — вопрошал посетитель, величественным жестом пухлой руки пресекая непроизвольно вырвавшиеся у Марселлы возгласы протеста. — При обычных обстоятельствах я бы и не подумал интересоваться подобными вещами, если бы не общеизвестный факт, что у этого самого Шербрука репутация человека, который ужасно обходится с женщинами. А теперь признайтесь мне, дорогая, он бил вас или принуждал к чему-нибудь… неподобающему?

Последнее слово буквально повисло в воздухе, оставляя широкий простор для гнусных догадок и предположений. Марселла почувствовала, что краснеет. На мгновение у нее возникло искушение изложить Финеасу свои подозрения насчет анонимного письма, но потом Марселла решила не касаться этого вопроса. Разговор и без того становился неприятным, поэтому не стоило подливать масла в огонь.

Лицо Тайболта тоже покраснело, но горящий в его глазах огонек выдавал скорее приглушенную похоть, чем искреннюю заботу о ее благополучии. Слава Богу, что Гарет не присутствует при столь явном проявлении плохого воспитания, подумала Марселла, хотя затруднялась сказать, рассердился бы он или рассмеялся, став свидетелем подобной сцены.

На смену кратковременному замешательству, в которое повергло Марселлу заявление сэра Финеаса, быстро пришло негодование. Сама она могла считать Гарета сколь угодно возмутительным, однако вовсе не собиралась позволять лицемерным ничтожествам, вроде сэра Финеаса, безнаказанно вопить о своих подозрениях.

Марселла бросила через плечо взгляд на открытую дверь, с облегчением отметив, что никто из слуг не маячил в коридоре и, таким образом, не мог подслушать этот неуместный разговор, потом снова повернулась к незваному гостю: