— О черт! — сказала Найла. — Нет, позволь мне, Дом!

Здесь было другое «несомненно», конечно же, я позволил ей подойти к телефону, поскольку звонившим мог оказаться любой, кому не следовало обо мне знать: менеджер, супруг, репортер, любитель скрипки, ухитрившийся раздобыть номер ее телефона. Да, я ее любовник, но оба мы прекрасно знали, что это не могло бы понравиться вышеупомянутым лицам. Этого не произошло, звонил тот, на кого я подумал. Кто иной мог оказаться в офисе в воскресенье вечером? Состроив на лице гримасу, Найла передала мне трубку она не очень переносила Джока. Или, по крайней мере, ей не нравился тот факт, что он знал о нашей связи. Она выпустила мыльную трубку из своей намыленной руки, и я едва не уронил ее. Но ухитрился сказать:

— Да, Джок?

Тут я на самом деле выронил трубку и поймал за шнур.

— Это по вопросу Сандии! — сказал он. — Снова звонили из Кэтхауза, сенатор!

У меня появилась тревога, потому что разговор о Кэтхаузе не телефонный.

— Да? — заинтересовался я.

— Они позвонили снова, сенатор! Сказали, что проверили отпечатки, запись голоса и внешность — все совпало! Они задержали одного человека и утверждают что это вы. Сенатор, они уверены в этом на все сто!

Плохо спавшей на большой, непривычно пустой кровати вдове послышался визг, а когда она пробудилась окончательно, крик продолжался. Тогда она подбежала к окну. За окнами ничего не было, кроме спящих лужаек ее владений. Она открыла окно с трудом (люди с небольшим доходом редко бывают на свежем воздухе), и усилившийся визг донесся вместе с запахом гниющего мусора. Кого-то насиловали? Или убивали? Но ничто из этого не было реально в тихой элегантности садов Кабрини.

В воскресную ночь из Вашингтона в Альбукерк было мало рейсов — и абсолютно никаких беспосадочных. Какое-то время я подумывал о том, чтобы принять помощь ВВС — но, в конечном счете, Джоку удалось впихнуть меня на Ти-Даблъю-Эй, улетающий в девять часов вечера. Летели пять часов, и между поясами была разница в два часа — к счастью, мне удалось немножко поспать между Канзас-Сити и Альбукерком. Этим закончился гражданский комфорт, а дальше все начиналось по-военному. Не видно, чтобы кто-нибудь из военных спал: они встретили меня штабной машиной, засекали мое движение через пустынные дороги и автострады до самой базы Сандия. Шофером была женщина-лейтенант морской пехоты из вспомогательных войск — охранники дружно поприветствовали ее жестами. Они не спросили документов — но, когда мм отъехали от поста, за нами двинулся бронетранспортер. Он сопровождал нас всю дорогу — через солнечные силовые установки, через ядерную зону, к зданию А-440.

Я был раньше в этом здании — оно называлось Кэтхаузом — Кошачьим домом. Королем Котов являлся полковник регулярной армии по фамилии Мартино; мы были довольно дружны, и я удивился, что он не позвонил мне лично — это могло быть случайной, неофициальной вещью.

Когда я вылез из машины, с транспортера спрыгнули три пехотинца и последовали за мной. Я начинал догадываться, что в моем визите не было ничего случайного. Морские пехотинцы не пошли со мной по лестнице и не сделали попытки преградить дорогу, еще меньше они не спускали с меня глаз

— от дверей и через залы до офиса Джейкоба Мартина.

— Доброй ночи, полковник! — кивнул я ему.

Он кивнул мне в ответ:

— Привет, сенатор!

А затем он спросил:

— Можно взглянуть на ваши документы?

Нет, это не было просто формальностью — Мартино внимательно изучил мои водительские права штата Иллинойс, сенаторский пропуск и пластиковый ярлык с отпечатками и магнитным кодом. Военный отдел создавал определенные неудобства тем лицам, которые не имели военного звания, но имели право иногда посещать секретные учреждения.

Он не стал читать, а вложил пропуск в один из настольных терминалов — наподобие тех, какие используются в модных ресторанах, когда вам нужно заплатить за ужин двести долларов по кредитной карточке «Америкэн экспресс» или когда вы отмечаетесь на выходе с работы. Но и это не полностью удовлетворило его.

— Сенатор! — сказал он. — Я хотел бы, чтобы вы назвали, где мы виделись в последний раз. Это было в Пентагоне или… где?

Я спокойно ответил:

— Вы прекрасно знаете, Джейкоб, что это было вовсе не там, а в Бока-Ротан, на конференции по теоретической технике. Мы были наблюдателями.

Он улыбнулся. Слегка расслабившись, вернул мне бумажник.

— Полагаю, это действительно вы, Дом! — сказал он. — Тот, другой парень не помнил ничего про Бока-Ротан.

Я хотел было спросить о «другом парне», но полковник опередил меня:

— Подождите минуту! Сержант, приведите задержанного в комнату. Мы хотим побеседовать с ним.

Он взглянул на выходящего из комнаты сержанта и сказал:

— У нас неприятности, Доминик!

— Потому что этот парень назвался мной?

— Он не говорил именно так, — сказал, нахмурившись, полковник. — Нас беспокоит другое: он ничего не говорит. Сначала мы подумали, что он — это вы. Теперь…

— Теперь вы так не думаете?

Полковник заколебался:

— Теперь… — произнес он. — Я бы не хотел говорить, но иного объяснения нет. Сенатор, этот человек — …Кот!

Фермер по имени Войн Сохстейфер, проснувшись под звуки ранних радиорепортажей Дабл-Джин-Эн, зевнул, потянулся, побрел к окну, чтобы посмотреть, как политы бобы на северном поле. Когда он открыл окно, даже завизжал от неожиданности: бобового поля не было! На том месте находился забор, около которого могли бы припарковаться тысячи машин, и длинное-длинное приземистое здание с вывеской: