Шрифт:
Старик подумал и сказал:
— Что он поэт, не знаю, но с муллой Махтумкули знаком лично.
— Как — знакомы? — удивился Клычли.
Слушатели тоже притихли, ожидая ответа старика.
Он сказал:
— Однажды сильный ураган был. Часть его овец отбилась от отары. Разыскивая их, он пришёл к той отаре, которую я пас. Вот тогда и познакомились, только он, по-моему, сказал, что принадлежит вроде бы племени ванаш.
Грохнул хохот. Дайхане, большинству которых было известно как имя, так и многочисленные стихи прославленного на всю Туркмению поэта, хватались за животы, валились от смеха на сниму: вот так отчудил старик — спутал орла с цыплёнком!
Сергей нахмурился, строго сказал:
— Смеяться нечего, товарищи, ничего здесь смешного нет.
То ли его тон, то ли непривычное обращение подействовали на дайхан отрезвляюще — смех затих. А Сергей продолжал:
— Среди туркменского народа много ещё таких тёмных людей, как этот яшули. Вы поднимаете на смех каждое его слово, но сами-то в темноте живёте, сами-то правильного пути не находите для себя! Вы на войну идёте и радуетесь, а ведь один только пушечный залп не оставит в живых никого из вас! Так что над стариком смеяться нечего. Он идёт на войну и вы идёте на войну. Зачем, спрашивается? Чтобы оставить сиротами своих детей, вдовами — жён? Чтобы родители ваши до конца своих дней оплакивали вас? Идёте — и сами не знаете, куда идёте и зачем идёте! Чему же тут смеяться?..
Воцарилось молчание. Дайхане, потупившись, не глядя друг на друга, завздыхали. Слова Сергея вернули их к недоброй действительности. И хотя это были правильные слова, с которыми в глубине души соглашался каждый, собравшиеся недовольно хмурились. Ну посмеялись немного — кому от этого убыток? Плакать ещё вперёд времени хватит. Сами, что ли, идут на эту войну, будь она неладна? Арчин гонит, мулла гневом аллаха стращает. Да и поговаривают, что можно добром разжиться на войне — кому добро лишним было? Конечно, умирать раньше положенного никому не интересно, да кто знает, кому сколько отмерено. Срок твой не пришёл, так и из горящей печи невредимым выскочишь, а кончилась отмеренная судьбой нить — в объятиях собственной жены помрёшь.
Клычли, у которого было своё на уме, вернулся к прерванному разговору.
— Вы, яшули, немножко ошиблись. Тот человек, который баранов искал, ничего общего не имеет с поэтом Махтумкули. Махтумкули был великим туркменским поэтом и жил двести лет назад. Неужели вы в молодости не пели:
Махтумкули, живу в томлении жестоком. От вздоха моего земля сгорит до срока. Я помощи молю аллаха и пророка Держал я путь к звезде, но прибыл на луну.— Ай, сынок, может быть, и пели — сейчас не вспомнишь, — сказал старик.
— Вот у этого знаменитого Махтумкули был племянник — мулла Зелили, — продолжал Клычли. — Он тоже сочинял стихи и славился, как бесстрашный воин и прекрасный поэт. Обратите внимание, яшули, я не случайно подчёркиваю, что Зелили был муллой, воином и поэтом. То есть он разбирался достаточно хорошо во всех сторонах жизни. Вы сказали, что ишан Сеидахмед обещает чин праведника каждому, кто погибнет на войне. Послушайте, что по этому поводу сказал Зелили:
Нелёгок груз напрасного укора, Однако смерть ещё страшней, без спора. Муллы тот свет расхваливают хором, Но сами — не торопятся туда.Вы поняли смысл этих слов?
— Как не попять, сынок, понял.
— И после этого всё равно пойдёте на войну?
— Пойду, сынок, пойду.
— Думаешь, станешь праведником и попадёшь в рай, прямо в объятия красавиц-пери?
— Если нам на этом свете красавиц не досталось, то куда уж нам мечтать о пери, — невесело заметил один из дайхан.
Второй тяжело вздохнул.
— Говорят, ишан Сеидахмед собирается на паломничество в Мекку. Наверно, не пошёл бы в такую даль, будь поближе возможность стать праведником.
— Правильно! — сказал Сергей. — Оказывается, вы хорошо разбираетесь, где — правда, а где — её двоюродный брат. Зачем же идёте сами на войну?
Собравшиеся охотно заговорили:
— Разве нас оставят в покое?
— По аулам арчины с джигитами разъезжают, всех отправляют — кто хочет и кто не хочет.
— На войну не пойдёшь — к Ораз-сердару на расправу тащут!
— Кому по своей воле охота на смерть идти?
— Двух жизней человеку не дано.
— Арчины и муллы не дают нам покоя.
— Неужто расправиться с ними не в силах? — бросил Сергей.
— Будь они одни — дело другое. За ними Ораз-сердар стоит!
— Не бойтесь Ораз-сердара. Нынешней же ночью в Мары не останется ни Ораз-сердара, ни кого другого. Потому они так и торопят вас.
— А вы сами кто такие? — спросил один из дайхан.
— Мы?
— Да, вы.
— Скрывать не буду, мы большевики. И сидим здесь для того, чтобы вас от смерти уберечь. Если вы питаете ненависть к большевикам, можете нас убить — вас много, а нас всего трое.