ГАСПАРЯН: А как органам контрразведки удавалось их вычислить? Ну вот если взять бывшего красноармейца, ведь человек родился на территории Советского Союза, он блестяще знает язык, он знает все особенности жизни и уклада, да? Ведь бытовало как, что вот если с диверсионным заданием идет русский эмигрант, то его легко в общем вычислить, да, как это ряд историков утверждает. Положите перед ним там 2 картошины, где должен быть командир? Ну естественно, что каждый рожденный в Советском Союзе понимал: впереди на лихом коне, эмиграция этого не знала, поэтому это удавалось периодически вычислять. А вот с красноармейцами-то как обстояло дело?

ХРИСТОФОРОВ: Если говорить об эмиграции, то количество завербованных среди русских эмигрантов агентов спецслужб противников было минимально. Русская эмиграция, несмотря на то, что она, ну мягко говоря, не любила советскую власть, не любила тот режим, который существовал в советской России, в Советском Союзе, все-таки они восприняли войну не так, как на то рассчитывал Гитлер и его приспешники: они не поддержали Гитлера, они не захотели вставать рядом с Гитлером, чтобы бороться таким образом с Советским Союзом. Примеров тому достаточно, наиболее яркий пример — это Деникин, об остальных не будем говорить в пример. Да, действительно, те, кто согласились сотрудничать, те были заброшены, а русского эмигранта было выявить — то, что это русский эмигрант и шпион, — несколько проще. Действительно, если был завербован советский военнослужащий, всю жизнь проживший до самого начала войны в Советском Союзе, хорошо знавший все, его невозможно было уличить в том, что он шпион. Здесь было два варианта: первое, как я уже сказал, — часть из них, достаточно большая часть, они сами приходили и говорили, что я завербован и дал согласие на вербовку лишь только для того, чтобы спастись. Были и такие, кто хотел выполнить задание по разным причинам: кто-то из них был или сам репрессирован до начала войны, или его родственники были репрессированы, и, мягко говоря, они нелояльно относились к советской власти, к Сталину. Именно таких людей и можно было выявить среди заброшенных в наш тыл красноармейцев. Разные способы для этого существовали, ну, начнем с того, что все выходящие из окружения, все лица, возвращающиеся из плена, они проходили обязательную проверку, которую начали, с 1941 года вели особые отделы НКВД, а после образования органов контрразведки СМЕРШ вела контрразведка СМЕРШ. То есть любой возвращающийся, неважно, он был один день в окружении или несколько месяцев ходил, он подлежал государственной проверке, как это называлось в официальных документах, или фильтрации. Что такое «проверка», что такое «фильтрация»? — В течение короткого времени, 3–5 дней, военному контрразведчику предстояло определить, является ли этот человек подозрительным на шпионаж, как иногда писали, или ему можно доверять полностью. Вот в течение 3–5 дней все возвращающиеся из плена, из окружения находились на проверочных, фильтрационных пунктах, на них заводилось «фильтрационное дело» так называемое. Что оно из себя представляло? — Анкета, которую заполнял или он сам, или со слов проверяемого заполнял следователь, протоколы допроса, протоколы допроса могли быть или его самого, или третьих лиц, кто знал обстоятельства нахождения, задержания в плену. Если человек не путался в показаниях, то таких людей возвращали на приемные пункты Красной армии, и они использовались для пополнения частей. Если у следователя в ходе проверки возникали какие-то сомнения, то его направляли в фильтрационный лагерь, где велась последующая более уже тщательная проверка. Но это не значит, что из фильтрационного лагеря все сразу автоматически перемещались в лагеря НКВД, в Сибирь и так далее.

ГАСПАРЯН: Это очень популярный миф.

ХРИСТОФОРОВ: Большинство из них после прохождения проверки уже в фильтрационном лагере, они также признавались ни в чем не виновными и также возвращались, ну если по состоянию здоровья они были готовы служить, возвращались в Красную армию. Если по состоянию здоровья его не могли больше направлять в действующую армию, то их направляли в распоряжение военных комиссариатов по месту жительства. Те же люди, которые обоснованно подозревались в сотрудничестве с германской разведкой, материалы на них передавались в военный трибунал, и по ним уже принималось решение: или осуждение, в ряде случаев были вынесены смертные приговоры. Но это число по сравнению с теми миллионами, прошедших фильтрацию, ну, незначительное: не более 10 % получили приговор и были наказаны лишением свободы.

ГАСПАРЯН: А вот как показывала практика, вот тех вот 2–3 дней первоначальной проверки хватало на то, чтобы определить ну хоть примерно, виновен или не виновен человек? И какая была — самое главное — профессиональная подготовка у людей, которые осуществляли эту проверку, это же ведь каторжная работа-то, с незнакомым-то человеком с «нуля» фактически?

ХРИСТОФОРОВ: Безусловно, работа была непростая, и, что называется, цена ошибки здесь была очень велика: что значит признать человека виновным, если он не совершал никаких противоправных действий, или, наоборот, выпустить и направить в действующую армию человека, который дал согласие работать с германской разведкой. Приемы работы были различные; ну, во-первых, те работники, которые работали на этих фильтрационных пунктах, должны были быть хорошими психологами, то есть по каким-то признакам определить, что человек волнуется в ходе разговора, что-то пытается утаить. Это сейчас есть так называемые «детекторы лжи», «полиграфы», а тогда все это было искусством оперработника. Тщательное изучение документов; ведь в первые годы войны немцы прокалывались на одном простом, казалось бы, таком признаке. Красноармейские книжки, которые изготавливались для агентов немецкой разведки, были выполнены безупречно, отличить их по внешнему виду было невозможно, качество было идеальным, выдавал один признак: в нашей красноармейской книжке скрепка была из обычной проволоки, а в красноармейской книжке, изготовленной германской разведкой, она была из нержавеющей стали. И, раскрывая книжку, было видно: если нержавейка — все, будьте добры в отдельную группу: вы немецкий шпион. В тех красноармейских книжках очень часто применялись какие-то условные знаки, скажем, ставилась какая-то дополнительная цифра, в печати использовался какой-то символ, которые периодически перерегистрировались, и немецкая разведка не успевала отслеживать, даже изучая документы тех, кто попал в плен к ним. И вот какие-то дополнительные штрихи, символы эти они не успевали вносить, и тогда тоже можно было определить, что книжка изготовлена уже, вернее не уже, а еще, на более ранней стадии, когда немецкой разведке не было известно о тех изменениях, которые вносились вот в эту книжку. Ну на каких-то мелочах очень часто попадались люди. Если у него легенда была отработана не очень качественно, могли на каких-то простых вопросах засыпаться, допустим, ну если это был офицер, как звали официантку в офицерской столовой 7-й армии, условно говоря. Он сразу начинает думать, как ее звали, а там не было никакой официантки! Ну вот на каких-то мелочах… Но тем не менее это нужно было — я еще раз говорю — быть хорошим психологом и знать хорошо обстановку в тех частях Красной армии, чтоб можно было, задавая такие вопросы, понимать, действительно был ли военнослужащий в этой части, или у него это фиктивные документы, и он знает об этой части только понаслышке.

ГАСПАРЯН: Из приключенческой главный образом литературы, откуда социум и собственно берет знания по поводу СМЕРШа, известно, что все немецкие диверсанты, они были достаточно хорошо оснащены: там какое-то современное оружие, рации. Вот процесс вот этой самой фильтрации, да, а куда же это все девалось: оружие, боеприпасы, рации, запасные документы? Это, что, закапывалось, а потом раскапывалось, или люди шли просто с чистыми руками, как при Ватерлоо, лоб в лоб?

ХРИСТОФОРОВ: Все зависело от того, какую задачу получал агент немецкой разведки. Если он шел для сбора сведений, то, конечно, ему никакого спецоборудования, никаких приспособлений, уникальных каких-то взрывчатых веществ или что-то такое прочее, ему ничего не выдавалось. У него задача была предельно простая: методом визуального наблюдения собирать информацию, фиксировать, если ему ставилась задача выходить на связь, то у него могла быть рация, если он шел на несколько дней, чтобы собрать информацию и вернуться таким же пешим путем обратно, то у него не было и рации. В этом случае конечно было очень сложно выявить, а самое главное — доказать его принадлежность к немецкой разведке. Если же забрасывалась группа, то, как правило, это было с использованием самолетов, десантирование с парашютами, забрасывались, у них была рация. И вот такие группы, имеющие рацию, они эффективно использовались советской военной контрразведкой для ведения радиоигр. Перевербовывался, как правило, нужно было перевербовать командира, а лучше всего радиста: без командира можно было обойтись, а без радиста обойтись было невозможно.

ГАСПАРЯН: Узнавался почерк?

ХРИСТОФОРОВ: Почерк, почерк, совершенно верно. По почерку радиста можно было определить всегда почти на 100 %.

ГАСПАРЯН: Когда удалось полностью ликвидировать всю нацистскую агентуру на территории Советского Союза? Сколько лет на это потребовалось?

ХРИСТОФОРОВ: Я думаю, на этот вопрос ответить сложно, потому что никогда нельзя сказать с уверенностью на 100 %, что вся нацистская агентура была ликвидирована. Я думаю, что наверняка кто-то из агентов германской разведки сумел избежать наказания: просто залег на дно, ничего не делал, не выходил на связь…

ГАСПАРЯН: …законсервированный такой агент.

ХРИСТОФОРОВ: Законсервированный навечно. Вполне возможно, что кому-то удалось избежать наказания, кто-то не был разоблачен, но если такие и оказались, то это были буквально единицы. А так поиск агентов немецкой разведки велся, конечно, достаточно длительное время, даже не столько после войны велся поиск агентов, сколько военная контрразведка и вообще советская контрразведка вела розыск нацистских преступников.

ГАСПАРЯН: Это знаменитые списки «Разыскиваются органами государственной безопасности Советского Союза»?

ХРИСТОФОРОВ: Да, но разыскивались и органами государственной безопасности Советского Союза, и многими спецслужбами мира. То есть ни для кого не секрет, что до сих пор ищутся нацистские преступники, находятся, и судебные процессы, изредка мы слышим по прессе, по средствам массовой информации, по телевидению, что проходит судебный процесс. Ну, из известных в настоящее время судебных процессов, который ведется в Германии, — это Иван Грозный, Иван Деменюк. Значит, материалы в отношении Ивана Деменюка, подлинные документы из центрального архива ФСБ — это уникальный случай — подлинные документы направлялись в Германию для предъявления судьям на судебном процессе. Обычно мы это не делаем никогда, мы направляем копии, но в данной ситуации суд убедительно попросил, чтобы были предоставлены подлинники, мы пошли на такой беспрецедентный случай. Но чтобы обеспечить безопасность этих документов, мы поставили условие, что с этими документами будут знакомиться на территории нашего консульства.