Через неделю после вручения мандата Бабаев сидел в своем кабинетике на Лесной, знакомясь с выписками из личных дел присланных ему телохранителей. Как человек военный, он первым делом комплектовал бойцов, а не имиджмейкеров-пиарщиков, однако с бойцами были сплошные неувязки. ЧОП «Георгий Победоносец», организация известная в столице и вроде бы серьезная, дважды его подводил, присылая не нюхавших пороха сопляков-огулов [17] : все на одно лицо, шеи бычьи, глазки – оловянные, а в них – никакого желания заслонить клиента собственным телом. Ни от пуль, ни от тухлых яиц! Огулы, сидя в кордегардии, матерились, резались в буру, хлестали пиво и травили анекдоты, а тот, что дежурил в приемной, пытался залезть под юбку к юной Земфире и заработал пару оплеух. Стволы у них были такими же грязными, как мысли насчет секретарши, и Бабаев счел, что это не охранники, не бойцы-харисы [18] , а сущее фуфло. Меред кунем [19] ! Что за харис, который не чистит оружие на завтрак и не любуется им в обед? Верблюжий плевок, а не харис!

Он дозвонился до босса «победоносцев» и пообещал, что вырвет ему печень, если еще раз заявятся ленивые ослы или гориллы-педофилы. Бабаеву, независимому депутату, нужны самые лучшие, арсланы и бейбарсы! То есть львы и тигры, и, к тому же, люди достойные, зрелые, интеллигентных понятий. Таких ему и прислали, и сейчас Али Саргонович, хмуря брови и что-то нашептывая на армянском, персидском и арабском, вникал в их личные дела.

Маркелов Иван Ильич, охранник-рядовой, бывший преподаватель словесности и русской литературы… служил в ВДВ, первый разряд по самбо… у «победоносцев» восьмой месяц… характер нордический, твердый…

Калитин Валерий Вениаминович, охранник-стажер на испытательном сроке, бывший врач-эндокринолог… высшей категории, между прочим… после окончания мединститута призывался на действительную – морская пехота, Северный флот… мастер спорта по биатлону… охранником трудится месяц… вежлив, внимателен, склонен к самопожертвованию…

Пожарский Сергей Альбертович, старший охранник, физик, доцент и кандидат наук, в армии не служил, но в юности занимался боксом и классической борьбой… вес – девяносто пять килограммов, рост – метр восемьдесят восемь… в ЧОП около года… честолюбив, с высокоразвитым чувством ответственности…

А ничего мужички, решил Бабаев, не залежалый товар, получше, чем прихлебатели у Берендейского! Врач, ученый, педагог, пролетарии умственного труда с самыми почетными дипломами… совсем, видать, оголодали… ясное дело, почет – не овца, шерсти с него не настрижешь! Пойти, что ль, взглянуть на харисов да побеседовать…

Он поднялся, выскользнул из кабинета в коридор, тихо, на носках, проследовал к кордегардии, замер около дверей и прислушался. Ни анекдотов, ни мата, ни характерного бульканья… зато стук… негромкий, но вполне отчетливый… Стук-стук-стук… И снова – стук-стук… Бабаев слушал и темнел лицом. Наконец, мрачно усмехнувшись, пробормотал под нос: «Интеллигенты!.. Бейбарсы трахнутые! «Козла» забивают!..» – и распахнул дверь.

Однако играли не в домино. На столе лежала черная квадратная доска, поделенная на малые квадратики, а на ней – фишки, тоже квадратные, с буквами, и, похоже, составляющие слова. Какие именно, Али Саргоновичу разглядеть не удалось, ибо при его появлении игроки в пятнистых комбинезонах вскочили, тряхнув стол и смешав написанное. Самый рослый и здоровый – видимо, Пожарский – рявкнул командирским басом: «Шеф!..» – и все трое застыли по стойке «смирно». Выдержав трехсекундную паузу, Пожарский, в соответствии с уставом, доложил:

– Готовы к несению службы, Али Саргонович! Какие будут це-у?

С минуту Бабаев подозрительно разглядывал их, отмечая про себя, что комбинезоны у всех потертые, но чистые, башмаки надраены до блеска, на поясах – кобуры со старенькими ТТ, а в карманах ничего не оттопыривается – ни банок с пивом, ни бутылок с горячительным. Судя по всему, на этот раз людей прислали положительных и, как он просил, не молодых и не старых, а в самом репродуктивном возрасте, от тридцати пяти до сорока. И различить их было нетрудно: Маркелов, словесник, оказался темноволос, со строгим учительским взором и ранними морщинами у губ; Калитин, самый молодой, был белобрыс и длинноног, с крепкой сухопарой фигурой лыжника, а старший, доцент Пожарский, хоть и не мог похвастать шевелюрой, зато комплекцией напоминал медведя с большим лысоватым черепом. Конечно, не такого огромного, как в Талды-Кейнарске, но все же вполне приличных габаритов.

Налюбовавшись, Али Саргонович кивнул доценту и вытянул руку ладонью вверх:

– Твой пистолет, уртак!

Пожарский покачал головой.

– Нельзя, шеф, запрещено инструкцией. А инструкция свята, как Библия… и сказано в ней на странице четыре: служба службой, но пистолеты – врозь.

– Оружие предъявить к осмотру. Из твоих рук, – велел Бабаев и через тридцать секунд убедился, что со стволом порядок: ружейное масло и никаких следов нагара. Хмыкнув, он бросил взгляд на стол: – Чем развлекаемся?

– «Эрудитом», – откликнулся темноволосый Маркелов и, стрельнув глазами на Бабаева, сообщил: – Старинная игра под названием крестословица… Желаете присоединиться?

– Нет. Болельщики нужны, а? Вот он я, болельщик. Играйте!

Так забавнее собеседования, решил Али Саргонович и опустился на колченогий табурет. Трое стражей, восприняв это как разрешение садиться, придвинулись к столу.

– Начнем по новой? – спросил Маркелов и, дождавшись кивка Пожарского, смешал фишки.

– На тебе остановились, Валера, – пробасил доцент. Давай-ка, выставляй. Что-нибудь медицинское, заумное, и в сексуальном аспекте.