— Я беременна.

Мать резко подняла голову, забыв прикурить зажатую в губах сигарету.

— Ты шутишь?!

Лорен невольно подалась к матери. Она ничего не могла с собой поделать. Как бы часто в прошлом она ни разочаровывалась, она продолжала верить — и надеяться, — что вот на этот раз все будет по-другому. И в настоящий момент ей очень хотелось, чтобы мама ее поддержала и утешила, чтобы сказала: «Все нормально, детка», — даже несмотря на то, что это будет ложью.

— Я беременна, — повторила она уже тише.

И получила пощечину. Обе были ошарашены такой неожиданной реакцией.

Лорен охнула, ее щека запылала. А на глазах у матери появились слезы.

— Только не кричи, — взмолилась девочка. — Прошу тебя.

Мать не отрываясь смотрела на Лорен. Изо рта у нее так и торчала незажженная сигарета. В розовых брюках и коротенькой белой маечке она могла бы сойти за подростка, но сейчас она была похожа на несчастную старуху.

— Мой опыт так тебя ничему и не научил? — Она привалилась спиной к стене.

Лорен подошла к ней и встала рядом. Их плечи соприкасались, но ни одна из них не стремилась прижаться к другой. Лорен смотрела на неубранную кухню и пыталась вспомнить, какие слова она надеялась услышать от матери.

— Мне нужна твоя помощь.

— Что ты собираешься делать?

Всю жизнь Лорен чувствовала себя одинокой, хотя рядом была мама. Сейчас же она ощутила свое одиночество еще острее.

— Не знаю.

Мать повернулась к ней. Грусть в ее глазах ошеломила Лорен больше, чем пощечина.

— Избавься от него, — устало проговорила она. — Не допусти, чтобы одна ошибка сломала тебе жизнь.

— Так вот что я такое? Твоя ошибка?

— Взгляни на меня. Ты такой жизни хочешь?

Лорен судорожно сглотнула, вытерла глаза.

— Это же ребенок, мой ребенок. А что, если я хочу оставить его? Ты поможешь мне?

— Нет.

— Нет? Вот так просто — нет?

Наконец мать дотронулась до ее руки. Прикосновение было мимолетным.

— Я дорого заплатила за свою ошибку и не собираюсь платить за твою. Поверь мне, сделай аборт, дай себе шанс в жизни.

«Ты уверена?»

Из-за этого вопроса Энджи не спала всю ночь, и сейчас, придя к маме, чтобы помочь ей печь пироги на День благодарения, чувствовала себя страшно разбитой.

— Черт бы тебя подрал, Мира, — пробормотала она.

— В чем дело? — спросила мама, подходя к ней.

— Ничего, мама.

— Ты все время что-то бормочешь себе под нос. Кажется, у тебя есть что сказать. Энджела, раскладывай пеканы аккуратно. Никто не захочет есть некрасивый пирог.

— Да чем, черт побери, я тут занимаюсь! — воскликнула Энджи, в сердцах швырнула на стол пакет с орехами и выскочила на террасу.

Вся терраса была покрыта росой, капельки блестели и на перилах, и на досках пола. Плотная и мягкая трава на лужайке была словно бархатной.

Энджи услышала, как дверь позади нее открылась и закрылась. Мама встала рядом и оглядела оголившиеся розовые кусты в саду.

— Надеюсь, ты имела в виду не орехи.

Энджи провела ладонью по лицу и вздохнула:

— В Сиэтле я встретила Конлана.

— Давно пора было рассказать мне.

— Мира проболталась, да?

— Правильнее было бы сказать — поделилась. Она беспокоится за тебя. И я тоже.

Энджи оперлась руками на холодные деревянные перила и наклонилась вперед. На мгновение ей показалось, что и сюда доносится отдаленный шум океана, но потом она поняла, что это гул самолета, пролетевшего над домом. Ей захотелось спросить у мамы, как же так получилось, что она в тридцать восемь лет оказалась у разбитого корыта, одинокая, бездетная. Однако она знала ответ. Она сама допустила, чтобы ее любовь утекла сквозь пальцы.

— Я чувствую себя совершенно потерянной.

— И что ты будешь делать?

— Не знаю. Мира задала мне тот же самый вопрос.

— Она умная девочка, наша Мира. Ну?

— Наверное, позвоню ему, — сказала Энджи, позволив себе впервые задуматься об этом.

— Что ж, неплохая мысль. Конечно, если бы я была на твоем месте, я бы захотела посмотреть ему в глаза. Только так можно понять человека.

— А он бы развернулся и ушел.

На лице мамы отразилось крайнее изумление.

— Слышишь, папа? Твоя Энджела трусиха. Это не та девочка, которую я знала.