— Извините, я вас перебью, Александр Васильевич. — Якир вплотную приблизился к карте. В это самое время открылась дверь, в комнату вошли щупленький Левензон и грузный Котовский. Следом за комбригом-2 появился его адъютант Майорчик с глиняным «бараном» под мышкой. Усач Гарькавый встретил Котовского вопросом:

— Что, Гриша, со своим угощением пожаловал?

— Д-д-да, Илюша, ты угадал, — тяжело ступая, ответил комбриг. — Зачем вызывают нашего брата в штаб? Не на шашлык, не на мамалыгу, а на очередную взбучку. Жду бани, а после бани уважаю квасок…

— Вы правы, товарищ Котовский, баня вам обеспечена, — обратился к комбригу Якир. — Только не от нас, а от Петлюры. Прежде была простая баня, а теперь будет с горячими вениками. И вы ее должны выдержать. Это касается и вас, товарищ Левензон.

— Будем надеяться, что бойцы сорок пятой не осрамятся! — поправляя очки с толстыми стеклами, вставил Затонский.

— Я тоже так думаю, — ответил Котовский и, забрав у Майорчика «баран» с квасом, велел адъютанту погулять пока по перрону. — В чем дело, товарищи? — обратился он к членам Реввоенсовета. — Зачем срочно вызвали?

— Дело вот в чем, — ответил Якир и взял из рук Немитца почерневший шомпол. — Войска Южной группы уходят на север. Вы это уже знаете?

— Знаю, — нетерпеливо перебил командующего Котовский. — Ночами не сплю, все думаю. Товарищи Реввоенсовет! А не лучше ли собрать всю группу у Рыбницы, стукнуть по румынам и двинуть на Бухарест, потом на Будапешт? Ручаюсь — наша возьмет.

— Давайте не увлекаться, товарищ Котовский! — резко сказал Якир. — Приказ вами получен, а приказы не обсуждают.

— Я не обсуждаю приказ, я его выполняю. Только знаете, что говорят бойцы?..

— А что они говорят? — опросил Затонский.

— Они говорят: «Идем защищать чужое, бросаем свое».

— Мне кажется, — заметил Гамарник, — что так думает и сам комбриг.

— П-п-пусть вам не кажется, товарищ Гамарник! — взволнованно возразил Котовский. — Лучше смотрите, что я делаю, а не гадайте, что я думаю. Что бы я ни думал, мои люди не сменят Красное знамя на черное.

Все поняли довольно откровенный намек Котовского. Кое-кто ставил в вину уполномоченному Киева Гамарнику, что он не уделял достаточного внимания настроениям бойцов 58-й дивизии, давшей пополнение махновцам.

— Не считаю выпад товарища Котовского по отношению к члену Реввоенсовета дружелюбным! — замети Затонский.

Немитц, несколько смущенный начавшейся перепалкой, пожав плечами, отошел в сторону.

— Согласен с вами, товарищ Затонский, но у меня характер испорченный, привык давать сдачи, даже родному отцу, — продолжал Котовский. Потом подошел к столу, нацедил в кружку квасу. Наклоняя «барана», пробормотал под нос: — Видать, не зря я тебя тащил с собой.

— Подойдите ближе к карте, товарищ Левензон, — сказал Якир. — И вы, Гриша, тоже. Не нравитесь вы мне, когда горячитесь.

— Ладно, товарищ командующий. Котовский уже не горячится. Квасок остудил.

— Слушайте внимательно, товарищи! — продолжал Якир, водя шомполом по карте. — Положение наше тяжелое, почти безвыходное. Правда, совсем безвыходных положений не бывает. Обстановка вынудила нас оставить всю линию Днестра от Маяков до Рыбницы. Полки пятьдесят восьмой дивизии двигаются с боями от Новой Одессы к Вознесенску и дальше к Балте. Почти две недели после измены Полонского силы товарища Федько сдерживали деникинцев на реке Ингул. К Федько присоединяются отдельные группы сорок седьмой дивизии, избежавшие плена в районе Николаева и Одессы. Сейчас Федько прикрывается с востока Южным Бугом, но ему очень тяжело. Он отбивается от генерала Шиллинга и все еще опасается махновцев. Сорок пятая дивизия помотает Федько: день и ночь отражает атаки белых по Черному Ташлыку со стороны Ново-Украинки и Ломотной. Отсюда это не менее полутораста верст. Главная же опасность не в этом. На западном участке петлюровцы нависли над нашей головой. Чего хочет Петлюра, вы знаете не хуже меня. Захватить Рудницу, пустить свои бронепоезда на Гайворон — Балту, окончательно отрезать нам путь на север. Вы, то есть первая и вторая бригады, помешаете им. — Якир, как и начальник штаба, пользовался будущим временем. — Будете до последнего патрона, до последнего штыка удерживать участок Крыжополь — Жабокрич. Тридцать первого августа Южный Буг и линия Рудница — Балта останутся за нашей спиной. Тогда сниметесь и вы. Образуете левый боковой отряд группы и будете двигаться на Ладыжин. Понятно? Помните, от вас зависит судьба всей Южной группы. А землякам передайте, товарищ Котовский, что для нас нигде нет чужого, все свое. И Бессарабия наша, и Украина наша, и вся Советская республика наша. Завтра утром к вам поедут Затонский и Гамарник. Они потолкуют с людьми.

Котовский и Левензон, тепло попрощавшись с членами Реввоенсовета, покинули штаб. Заседание у карты продолжалось. Немитц, снова завладев шомполом, докладывал:

— Предстоит многодневный марш, очевидно, без частых дневок на протяжении четырехсот верст. Все наши колонны — их будет около десяти — захватят фронт до ста двадцати верст.

— Думаю, что это зря, — поглаживая бороду, заметил Гамарник. — Давайте лучше сузим фронт, ну хотя бы до пятидесяти верст. И это не мало. Получится монолитный кулак. А так раскидаем силы и не успеем собрать в случае серьезного дела.

— Ни к чему создавать толчею на пятачке, — спокойно поправил его Якир. — Правда, мы недостаточно сильны, чтобы удерживать двумя дивизиями фронт в шестьсот верст, но еще крепки для того, чтобы пробиваться на север широкой стеной. Ваше мнение, Александр Васильевич?

— Что я вам скажу, товарищи члены Реввоенсовета? — едва заметно улыбнувшись, ответил Немитц. — Есть такой закон: успехи войск приписываются их командиру, неудачи — начальнику штаба. От судьбы не уйдешь… Я готов ко всему. В данном случае я согласен с командующим. Из законов морского боя знаю: скученность линейных единиц — помеха бою. Корабль должен иметь возможность вести огонь с обоих бортов.