Взгляд хейсара, возникшего по ту сторону решетки, оказался холоден, как лед. В нем не было ни презрения, ни ненависти, ни обещания смерти. Зато последнее великолепно чувствовалось в его движениях — пальцы правой руки, покоящейся на рукояти Волчьего Клыка, знакомо подрагивали, левое плечо иногда чуть выдвигалось вперед, а ноги оказались чуть согнуты в коленях.

— Я — Арзай из рода Уммар, начальник Тайной службы Вейнара и член Внутреннего Круга короля Неддара… — представился он. — Буду контролировать ход суда…

Я удивленно выгнул бровь: горцы, разговаривающие настолько правильно, мне еще не попадались.

Хейсар расценил мое удивление как вопрос:

— Граф Рендалл — лицо заинтересованное. Поэтому он отстранен.

Судя по скользнувшей по его губам усмешке, в этой короткой фразе было скрыто гораздо больше смысла, чем лежало на поверхности. Однако мне было не до досужих раздумий — я судорожно пытался убедить себя в том, что отстранение графа Грасса никак не скажется на наших договоренностях.

Получилось, но не сразу. Поэтому следующую фразу начальника Тайной службы я услышал лишь с середины:

— …в зал суда, я обязан поинтересоваться, нет ли у тебя претензий по условиям содержания, питания и по ведению допросов?

Чтобы не думать о ближайшем будущем, я вгляделся в лицо горца, пытаясь увидеть в нем признаки смешения крови. И не нашел: без всякого сомнения, Арзай из рода Уммар был не полукровкой, а чистокровным хейсаром, хотя и говорил как дворянин-вейнарец, родившийся со свитком в руках [155] .

— Ну, и чего ты молчишь? — нахмурился воин. — Даю слово, что если таковые есть, то виновные будут наказаны по всей строгости закона.

Я стряхнул с себя оцепенение и отрицательно покачал головой:

— Претензий нет… Спасибо…

К моему удивлению, последнее слово вдруг разбило лед в его глазах — пальцы правой руки, стиснувшие рукоять Волчьего Клыка, побелели от напряжения, левая нога сместилась вперед, а взгляд запылал лютой жаждой крови!

«Неужели ударит?» — удивился я и поудобнее перехватил цепь кандалов.

Не ударил — как-то удержался на грани действия и холодно процедил:

— Что ж, я тебя услышал. Встретимся в зале суда…

Всю дорогу до Зала Справедливости передняя пара конвоиров пыталась вывести меня из себя — невысокий, но чудовищно широкоплечий десятник со свернутым набок носом смачно рассказывал своему белобрысому напарнику «смешные» истории из жизни брата, отслужившего десяток лиственей палачом. А его напарник, которого я мысленно обозвал Белобрысым, умело подыгрывал — таращил глаза, «ужасался», в сердцах сплевывал на пол и задавал наводящие вопросы, позволявшие здоровяку описывать самые жуткие подробности казней.

Вторая пара конвоиров, следовавшая за мной, молчала. Но сжигающую их ненависть я чувствовал кожей. И, изредка, спиной — при любом моем шевелении, которое можно было расценить как намек на мысли о побеге, мне в спину мгновенно упирались острия одного или двух фальшионов [156] .

Конечно же, то, что убежать из подземного коридора невозможно даже при очень большом желании, они понимали ничуть не хуже меня. Но не могли отказать себе в таком маленьком, но желанном удовольствии.

Я, естественно, не возражал. И реагировал на эти тычки приблизительно так же, как на мелькающих в перекрытых решетками ответвлениях коридора крыс — то есть никак. Зато до рези в глазах вглядывался вперед — в полумрак подземного хода, в котором должна была возникнуть дверь подвала Дворца Правосудия.

Возникла. Вскоре. Почти такая же, какую я себе и представлял, — массивная, окованная железными полосами и с крошечным смотровым окошечком, забранным решеткой.

Ее петли оказались добросовестно смазаны маслом — после обмена паролем и внимательного осмотра всех нас стражником она бесшумно распахнулась и впустила меня в чертоги Справедливости. Одного — конвоиры, напоследок «одарив» меня ненавидящими взглядами, отправились восвояси.

Дождавшись, пока «ворон» [157] закроет за ними дверь, воин в цветах Рендаллов, стоявший рядом со мной, вдруг толкнул меня в плечо, молниеносным движением схватил цепь, соединяющую кандалы, набросил ее на вбитый в стену крюк и защелкнул замок. Потом угрожающе ткнул меня в нос поросшим черным волосом кулаком и торопливо отступил к стене.

Крюк был расположен слишком низко, поэтому я, согнутый в три погибели, добрый десяток ударов сердца пытался найти более-менее удобное положение. И не заметил, когда открылась противоположная дверь. Зато услышал знакомый голос: