– Один шаг, и она – труп! – кричит он, стреляя в потолок.

Музыка прекращается. Люди застывают на местах. Не знаю, о чем думал директор, когда разрешал охране пропускать его в клуб с пистолетом. Вот что бывает, когда переоцениваешь V.I.P. гостей…

– Какая же ты сволочь, – спокойно говорю я. Охваченное аффектом сознание не хочет осознавать близость смерти. Ситуация кажется нелепым фильмом.

– Ты едешь, или я стреляю, – угрожает бандит.

– Стреляй, и тебя посадят, но ты не купишь меня, – звучит мой ответ.

Охрана бездействует. Здоровенные дяди в строгой форме смотрят на происходящее глазами детей. Наверное, на тренингах повышения квалификации подобные сюжеты так и остались на уровне игры для наших секьюрити. Если бы на смене сегодня был Макс, он без раздумий стер бы в порошок эту скотину! Но, как назло, у Макса сегодня выходной…

Внезапно в ситуацию вмешивается друг бандита:

– Зачем тебе эта пафосная кукла, вокруг полно нормальных шалав!

Другие члены банды тоже начинают разряжать напряженную обстановку, прося главаря не горячиться. И вот уже бандит ослабляет хватку. Сверкнув холодными глазами, он с силой отталкивает меня.

Переключив внимание на другую девушку, уголовник покупает ее услуги, ради которых и приехал в клуб. Услышав крупную сумму, стриптизерша не заставляет себя упрашивать и охотно едет с ним. А я, видя, как быстро объект моих грез увлекся другой танцовщицей, еще больше жалею о том, с каким чудовищным заблуждением о красивой любви опять так долго жила… Маскарад окончен. Маски сброшены. Пришло время снова сказать «прощай».

Мужчины приходят в клуб и платят деньги. Они покупают мои танцы, мое время, мое внимание, но только не мою душу. Мужчины вообще жестокие существа… Зачем я опять кормила любовью демона в своем сердце?

Еще ни один мужчина не принес в мою жизнь ничего хорошего. И пожалуй, этого не будет никогда.

Die Bruderschaft des Schmerz

Логин: Фрида, пароль: фрик-андеграунд. Доступ в систему выполнен, я открываю свой дневник на популярном интернет-ресурсе. Многие ведут подобные журналы, выставляя на публику свои мысли. Интернет подразумевает невозможность конфиденциальности.

Зачем прятать свое настоящее лицо за аватаром с чужим изображением, если хочется кричать на весь мир о том, что доводит до слез или наполняет радо-стью твою душу? Лучше выглядеть излишне откровенной, чем сойти с ума от эмоций, разрывающих сердце…

Виртуальное пространство сети затягивает, подобно гигантской паутине. Она опутывает по рукам и ногам, лишая желания выбираться из нее. Пальцы бегают по кнопкам снова и снова, а одиночество отступает в безмолвных разговорах, где люди объясняются с помощью знаков.

Порой сквозь записи городского фрика, которому так нелегко перестать быть чужим в реальности современного общества, просматривается легкий оттенок грусти.

Сегодня годовщина со дня смерти мамы, и мне хочется выговориться. Бархатные розы. Тяжелые воспоминания. Кладбище. Тишина, переходящая в вечность… Столетнее безмолвие опускает на плечи шаль своего спокойствия. Здесь все воспринимается ясно и просто. Всему недосказанному находится объяснение. Гармония забвения звучит наиболее убедительным ответом на все нелепые «почему». Цветы на могилу – знак уважения к миру красоты застывшего времени. Но Красота Бессмертия намного выше символов, предназначенных ее передать…

Пройдет еще немало времени, а я все еще буду помнить самый страшный день в своей жизни. Папа разбудил меня раньше обычного. Открыв глаза, я увидела, что он плачет. Внутри что-то оборвалось еще до того, как папа сказал:

– Солнышко… Наша мама умерла…

Моментально прихожу в сознание, но еще не верю его словам. Однако зловещая тишина маминой комнаты безжалостно приказывает подойти ближе… Собрав в кулак оставшееся мужество, я стою у маминой кровати и вижу своего самого дорогого на свете человека мертвым… Моя мама умерла от тяжелой болезни, когда мне было восемнадцать.

Узнав, что ей осталось недолго, я понимала, что каждый миг может оказаться для нее последним. Когда она лежала прикованной к кровати, я страдала, видя, как она мучается от жуткой боли. Но я никогда не думала, насколько будет тяжело в день ее смерти. Боль потери смешивалась с жалостью к папе. Он, бросивший курить, когда я была еще маленькой, спустя десять лет стрельнул у меня сигарету и глубоко затягивался, сидя на кухне, с отрешенным лицом…

А дальше – похороны, убитые горем родственники, безжалостное равнодушие черного летнего дня, когда вместе со мной плакало безудержным ливнем небо… Последний взгляд в родное лицо, которое приобрело новое выражение, когда душа человека ушла в иной мир… Стоя под холодным ливнем, наблюдая похоронную процессию, я не ощущала ничего. Все было выплакано. Стоп-кадр: могильщик заколачивает гвозди в крышку гроба. Эти жуткие звуки – последнее, что я слышу. Я теряю сознание и прихожу в себя в машине друзей. Все кончено…

Сегодня опять настала эта горестная дата, и по традиции я опять иду туда, где лежат в покое благословленные Вечным Сном… Кладбище, где похоронена моя мама, – самое печальное место на земле. Ее могилу я никогда не смогу принять как должное. Как много я не успела сказать и сделать для этого человека, который подарил мне жизнь… По возвращении домой мне хочется задохнуться в тишине своей комнаты. Я не могу больше плакать и ходить кругами.

Немного успокоившись, я поправляю макияж, натягиваю вещи потеплее и тороплюсь покинуть дом в надежде убежать от себя.