Шрифт:
— У тебя пяти фельсов нет на эту поганую шурпу?! — кричал Рушан, сын карминейского судьи. — Я буду давать тебе деньги, только веди себя прилично.
— Не надо мне твоих денег! У меня свои есть. Но это несправедливо. Почему мы должны кормить его?! Он в сто раз богаче всех нас вместе взятых!..
Юсуф, несомненно, был прав, Джафар и сам так думал. Что касается Рушана, сына судьи, то с ним однажды Юсуф поспорил всерьез, дело едва не кончилось дракой, Джафару пришлось заступаться. Началось с пустяка, но вдруг перешло на вещи серьезные.
— Справедливость — это закон и порядок, — самодовольно посмеиваясь, говорил Рушан. — Только глупец этого не понимает.
— Всякий закон? — вкрадчиво любопытствовал Юсуф.
— Всякий. Как бы плох ни был закон, но если он есть, то все идет своим порядком. А если идет своим порядком — это и значит, что порядок есть. А если есть порядок, если он не нарушается — есть и справедливость. Вот когда рушится закон — от справедливости не остается и следа.
— И что же, — спрашивал Юсуф, щурясь. — Если раб трудится на поле, а хозяин его за это исправно кормит, предоставляет клочок крыши над головой и не надевает колодки — это справедливость?
— Ну да, — кивал Рушан. — Конечно, так и есть.
— А если хозяин не обеспечивает его всем необходимым для поддержания жизни или, например, раб ворует хозяйское зерно или просто бежит — это несправедливость?
— Несомненно, — подтверждал Рушан, покровительственно улыбаясь: как можно не понимать таких простых вещей. — Разве справедливо, когда хозяин не кормит раба?
— А разве справедливо, что он раб? — взвился Юсуф. — Почему он должен быть рабом? Чем он отличается от хозяина?
— Ты хочешь сказать, что... — Рушан был явно озадачен таким поворотом.
— Я хочу сказать, что он такой же человек, и несправедливо, что его сделали рабом.
— Ну да, такой же — две ноги, две руки... Но ведь он попал в плен? И его продали на невольничьем рынке... а хозяин купил. Верно?
— И что?
— Как что? Он заплатил деньги за этого раба... поэтому теперь раб должен работать. А хозяин — кормить.
Юсуф возмущенно фыркнул.
— С чего ты взял, что это справедливо?!
— Все это знают. А ты наслушался этого своего христианина, вот и думаешь, что все должно быть по его словам. И правильно, что твой отец его продал. Иначе он бы совсем твои мозги свернул!
Отец Юсуфа действительно владел когда-то рабом-христпанином. По словам Юсуфа, этот раб был добрым человеком. Он мастерил свистульки, строил запруды на ручье, чтобы заставить крутиться водяные колеса... ну и рассказывал иногда, как жил прежде.
Его все любили. И отец любил. Но потом отец продал румийца.
Григорий знал румскую грамоту, а кому-то из купцов понадобился переводчик. Предложили хорошие деньги, а отец обеднел к тому времени — и продал.
Юсуф побледнел, напрягаясь.
— Разве справедливо, что с ним обошлись как с вещью?
— Если что-то продается и покупается, значит, это и есть вещь.
— Ах вот как!.. А разве справедливо, что один владеет многим, а многие ничем? Да вот хотя бы и на тебя посмотреть. Твой отец — главный судья Кермине, казикалон. Я сам из Кермине, я знаю. Ваши поля тянутся на десяток фарсахов. Твой отец владеет сотнями крестьян, которые возделывают землю. Он купается в роскоши, хотя не шевелит и пальцем, а те, кто солят его землю своим потом, рады, если на вечер у них есть одна лепешка... Разве это справедливо?!
— Твой отец тоже владеет землей и рабами... просто у него меньше.
— Мой отец тоже поступает несправедливо, — закусив губу, упрямо стоял на своем Юсуф. — Но твой — хуже моего во сто крат. Хуже и безжалостнее!
В общем, едва не подрались. Рушан обозвал их последними словами и ушел, негодуя.
— Зря ты с ним так, — вздохнул Джафар, когда они остались вдвоем. — Ведь в чем-то он прав...
— В чем?
Джафар пожал плечами.
— Не может быть в мире совершенной справедливости.
— Почему?
— Ну не знаю... Ты хочешь, чтобы все жили одинаково?
— А ты не хочешь?
— Я не знаю... но так никогда не будет.
— Будет! — торжествующе возразил Юсуф.
— Когда же?
— Когда вернется Махди.
— Махди? — удивился Джафар.
Они сидели на холме за Афрасиабом. Весенний ветер гнал переливчатые волны травы, то показывавшие серебряный испод своих полотнищ, то снова заливаясь густой зеленью.
— Не слышал, кто такой Махди? — так же удивленно переспросил Юсуф.