Шрифт:
Зло великое и благо.
Принимайся за учёбу,
И пускай твоё перо
Никогда не знает злобы
И творит одно добро!.
Утром две ладони,
Две больших руки
Мыли окна в доме
Наперегонки.
Видно, чья-то мама
Поднялась чуть свет:
"Мама мыла раму" -
Помним с детских лет.
Мыли раму споро.
Только рядом вдруг
Показалась вскоре
Пара детских рук.
А через минутку
С ними заодно
Две руки-малютки
Стали мыть окно.
Так они старались,
Что, конечно, там
Места не осталось
Маминым рукам.
Мне всегда приятно
Видеть то окно:
Так оно опрятно,
Так светло оно!
Рано матери вставали,
Наспех что-нибудь жевали,
А потом дубинки брали,
Шли куда глаза глядят.
По округе колесили,
Грязь осеннюю месили,
Но добычу приносили.
Это был матриархат.
Рано папы поднимались,
Торопливо умывались,
На завод, с толпой сливаясь,
Шли, как будто на парад.
Самосвалы выводили
Грунт копали, лес рубили,
Уголь жгли, руду дробили.
Это был патриархат.
Поднимаясь на рассвете,
Не дают покоя дети:
Принесите то и это,
Соберите в детский сад;
Платье новое купите,
В воскресенье в цирк сводите,
Летом к бабушке свозите —
Наступил детриархат.
При пожаре не сгорела,
Не сломалась под грозой.
Постепенно постарела,
Изнутри взялась трухой.
Хоть стоит еще, а все же
И стара-то, и хвора:
Как морщинистая кожа,
Пожелтевшая кора.
Хоть цепляется упорно
За суглинки и пески,
Умирающие корни,
Как черемушник, ломки.
Ей одно теперь осталось:
Флаг зеленый приспустить
И своей гнилушкой малость
Добрым людям посветить.
Видишь, светится гнилушка
У дороги на краю?
То древесная старушка
Дожигает жизнь свою.
На заре проснулась печь,
Чтобы мне пирог испечь.
Но сначала встала мама,
Чтоб в печи огонь разжечь.
Вспыхнул в печке алый шар,
Дровяной, печной пожар.
Ворон синий дым увидел,
Удивленно крикнул: "Кар-р!"
А заслышав хлебный дух,
Про пирог подумал вслух:
Пригласить к столу бы надо
Дятлов, пеночек, пищух.
Эту новость про пирог
Сорок вызнали сорок,
Разнесли её по свету
Без тропинок и дорог.
Я — к столу, а кто-то вдруг
Мне в окошко стук-постук:
Пирога и нам охота,
Поделись-ка с нами, друг!
Дал я дятлам и щеглам,
Незнакомым голосам,
Неизвестным желтым клювам.
Крошки съел, конечно, сам.
Говорят, была грозна
Соболиная казна.
Не кусались соболюшки,
Не царапались меха,
Но за них давали пушки,
Насыпали пороха.
Как набат, гудели латы,
Мчалась конница, пыля.
Кровь лилась.
А виноваты
Были как бы соболя!
Слышал я молву в народе:
Чуть прогреется земля,
В край неведомый уходят
Соболюшки-соболя.
От завистливого взора
Где-то прячутся вдали:
Ведь их шубки столько горя
Нашим предкам принесли!
Кто сказал, что время немо,