Коммуналка
вернуться

Крюкова Елена Николаевна
Шрифт:

— Степушка… Я трехслойный торт испеку… Я уж и бутылочку купила — твой любимый “Белый аист”…

— Одной мало. Это на один хамок.

— Еще достану… Степонька… А мне пить уже нельзя.

— Че городишь?..

— Степ-ка… Я ведь…

— Ну, ты… крольчиха!.. Как это я не подрассчитал… Или ты — меня обманула?..

— Я не хотела!..

— Врешь, хотела. Хотела, лягушка. Встречай теперь Новый Год… вдвоем. А я пошел. Мне пахать в кабаке надо.

— Сте-пуш-ка… Я ведь и имя ему… уже придумала…

САНЬКА БЕРЕМЕННАЯ

Там, в животе — ворохнулись клюв и крыло… Вылетит, вылетит мой птенец — не поймаю… Степушка, так в белом мире жить тяжело — Вот и дошла, дошла до самого краю… Я одинокая баба! Бастыл, бобыл… Пухлые губы горят вишневою краской… Степка, да ты ж меня никогда не любил — Только сыпал дождем золотую ласку… Горной вершиной живот мой в ночи застыл. Я не могу в одиночку. В петлю залезу. Мне без ребенка постыл белый свет, постыл! — Будто на кухне железом скребут по железу… Да, поднимаюсь тестом! Да, буду копна! Да, молоком намокнет рогожа платья! Только уже на сем свете я не одна — Вот они, вот они, вот же — твои объятья! Вот из чего зарождается этот комок Жизни огромной: из ребер, входящих в ребра, Из черепахою — жестко — сплетенных ног, С дымом табачным исторгнутых слов недобрых! Я-то вкусила все в этом мире, все — Бог с ним… не надо про это, что я вкусила! Степушка! Катится времени колесо — От колыбели скрипучей до бедной могилы… Катится?! Вот я качусь — наперерез! Я от любви понесла — так я жить оставлю Глаз моря и волос золотистый лес, Эту живую кроху, жадную каплю! Знаю, Степка, тяжелую бросишь меня — Бросишь, я знаю… спасешь драгоценную шкуру… Скажешь: избавься?.. — не проживу и дня. Следом за ним уйду. Такая уж дура. Да, уж такая, Степка, такая мать! Мать я! И только мать! Никакая не баба! Бабу ты мог ночьми напролет обнимать. Мать — на объятье — лишь улыбнется слабо… Есть эта радость — все радости — побоку: прочь!.. Кислого съесть бы… Сама я себе — незнакома… Знаю: Рождественская — моя! — будет ночь! Степка. Ведь ты не придешь — к окошку роддома.

— А ты куда, старуха?.. Че тебе здесь надо?.. Это не собес, это квартира.

— Я к ним пришла.

— Баушка! Да ты че-то спутала. Здесь такие не живут и не жили никогда.

— Я к ним пришла.

— Мамка!.. Мамка!.. Глянь, какая-то к нам старушка приблудилась, вся коричневая, стра-ашная!.. На ней балахон, а на ногах — как у дяденьки — сапоги разбитые!..

— Я к ним пришла.

— Бабулька… Ты че… тут забыла?.. Ты — на мою мать похожа как две капли… Выпей с Гончаровым!.. Душу уважь…

— Я к ним пришла.

— Бабушка, проходите на кухню, там тепло, я окна сегодня ватой заложил, ко мне бы можно было, да нельзя, у меня там преферансисты, накурено, так грязно, так неприбрано, так…

— Я к ним пришла.

— Че тебе здеся надо?.. Че здеся надо, старая карга?.. Уж больно ты цыганского виду… Проваливай!.. Того гляди, самовар мой в подоле унесешь… Иконку — украдешь!..

— Я к ним пришла.

— Тамарка, может, это к нам тетя Дуся из Павлова приехала?..

— Я к ним пришла.

— Господи, Господи, с нами крестная сила, спаси и сохрани, Паня, да какие у нее глаза страшные, сгинь, пропади, нечистая сила, обереги нас, сила Божия, помилуй нас, грешных…

— Я к ним пришла.

— О, bonne soire, la grande Morte! Pardonnez-moi… в кладовке живу… угостить нечем…

— Я к ним пришла.

ТРОИЦА КОММУНАЛЬНАЯ

(САНЯ, СТЕПКА И СТАРУХА-СМЕРТЬ)

— Наш чай, нам на веку сужденный, Мы в холода испили весь. Мой мир. Мой слабый, нерожденный. Еще — во мне. Пока что — здесь. — Ты, Санька… Плачешь, мерзнешь, бредишь… Взаправду: к бабам с животом И на кобыле не подъедешь… А что же будет там… потом?.. — Ох, Степушка… гляди — старуха!.. Лицо — землистее земли. Каким прозваньем люди глухо Ее когда-то нарекли?.. — Ну, Александра… Подь поближе. Ее узнал. Какая мгла В очах. Я ничего не вижу. Она пришла. Она пришла.

____________

Был накрытый багряною скатертью стол. На столе возлежали на блюдах объедки. За стеною — скандал упоительный шел Во бескрылой семье куропатки-соседки. Золотела в кольцом застывающей тьме, Как горящая бочка, настольная лампа. И за старым столом, как на нарах в тюрьме, Положивши на скатерть не руки, а лапы — Дрожью пленных зверей, ядом гона полны, Болью жизни, что бродит винищем — в бутылях! — Трое молча сидели. Без слез. Без вины. В полумраке каморки навеки застыли. Молодая девчонка с тугим животом Потянулась за курицей, что на тарелке… Парень с голою грудью, с дешевым крестом Налил водкой дешевой стальные гляделки. Головы он налево не мог повернуть. А по левую руку Старуха сидела. И лицо ее было — коричневый путь Грязью, кровью, снегами пропахшего тела. Вместе с бабой брюхатой сидела она. Вместе с парнем, раскосо глядящим по пьяни. И была со стаканом рука холодна. И морщинистых уст — не сыскать бездыханней. Был подковою конскою рот ее сжат. Но услышали двое из мрака и хлада: — Вам во веки веков не вернуться назад. Вы уйдете со мной. Я беру вас, ребята. Будет каждый из вас моей силою взят. Не ропщите. Живому роптать бесполезно. Все равно никому не вернуться назад. …Лей же, Степка, вино в глотки горькую бездну, Шей же, Саня, роскошный и дикий наряд — Чтоб гудеть-танцевать!.. А метель подпояшет!.. Все равно никому не вернуться назад. Я — Старуха. Царица. Владычица ваша.

— Зинаида! А Зинаид! Нет, ты поглянь только! Санька-то!..

— Да уж и козе понятно.

— А похудела!..

— И-и, Тамарка. Да ить она всю дорогу два пальца в рот вставлят. У тебя-та вот этак не было. Ты ходила — кум королю.

— Че ж она не избавляется?..

— Мать-героиня!.. Вертихвостка!.. Навертела…

— Как ты думаешь, Пань, теперь Степка женится на ней?..

— Степка?.. Да он дурак, што ли!.. Он себе таких Санек найдет — цельный хоровод!.. И вокруг него запляшут…

— Гуляла-гуляла — и нагуляла-таки…

— Дите родить-та легше легкого, а ты взрасти его!.. А кормежка!.. А куды она с ним — одна!..

— На нас рассчитыват. Мыслит: народу много, небось помогут!..

— Хитрюга!.. На чужих холках хочет покататься!..

— А как таится, как таится, бабыньки, если б вы видели! Я тута из кухни сковороду с капустой несу, а она мне навстречу вывернулась. Белая — ну чисто бледная поганка. И улыбается криво. Хорохорится!.. А я ей так впрямую рублю: “Уж не залетела ли ты, Санечка?..” “Нет, — жмется, — это я штой-то в столовке плохое скушала…” А капусту мою из сковородки учуяла — аж белки закатила!..