Стихотворения
вернуться

Лурье Вера Осиповна
Шрифт:

«Теперь ли, или через много лет…»

Теперь ли, или через много лет, В столице шумной, иль в углу медвежьем, Неясно память различает след. Но этой встречи чует неизбежность! В кафе приморском, в сумрачной пивной — Так неожиданно, до сердцебиенья — Все заслонив, загородив собой, Войдет, и будет явь, не сновиденье… И помня только не слова, но взгляд, Доисторическим теплом зовущий, Как медиум, не знающий преград, Друзей оставив, сквозь людскую гущу Навстречу… — Вы ли? — Изменились! Нет! О близости томительной дыханье… А настоящее: осенний, тусклый свет И грусти еле слышное скитанье.

БЕРЛИН. 1933–1941

«Все тот же ветер мне напомнит пусть…»

Все тот же ветер мне напомнит пусть Скрип мелких пристаней, Невы теченье И юности безропотную грусть, Как пароходов мерное движенье. О чем она, неясная, была, Что облаком за крепость уплывала… Вода тянула, билась и звала… А вы, прощаясь, улыбнетесь вяло. Я не скажу вам, больно ли мне. Нет, Слова еще ненужней поцелуев. Смотрите: так прозрачен зимний свет, Так ясен снег, укрывший мостовую.

«Звездным снегом запушило ноги…»

Звездным снегом запушило ноги, Широко раскинут небосклон. Где они, щемящие тревоги, Города чужого перезвон? Конькобежцев легкое скольженье, Пируэтов путаный узор. Так стоять, без дум, без напряженья, Меря льда синеющий простор.

«Телефон на столе, но ведь это орудие пытки…»

А.П.

Телефон на столе, но ведь это орудие пытки, Позвонит или нет, о когда бы его разломать! Вдруг звонок, подбежишь, но не то, по ошибке И опять ожидание и безумие пытки опять. Мне бы лечь и уснуть, и не ждать, и не думать, не плакать, Чтобы дни и недели, и месяцы канули в ночь, Чтобы дождик осенний над крышами снова закапал, Чтобы ветер ненужную нежность отогнал вместе с тучами прочь.

«Пивная, граммофон, четыре рюмки водки…»

А.П.

Пивная, граммофон, четыре рюмки водки И чуть дурманящий сигар немецких дым. Соседей разговор бессвязный и нечеткий. Все кажется тогда неясным и простым. Но в духоте июньской и беззвездной ночи, Когда без сна глядишь часами в потолок, Тогда сознание беспомощное точит И сердце чувствует всей нежности приток. Я все люблю в тебе, и взгляд твой близорукий, На лоб спадающих волос упрямых прядь. И если ты придешь, без гордости, опять Я буду целовать лицо твое и руки!

«Когда жизнь беспощадная неистово хлещет…»

А.П.

Когда жизнь беспощадная неистово хлещет И февральским дождем моросит под окном. Мне бы только хотелось уютно улечься И прижаться к тебе утомленным плечом. Но сидим за столом мы, говорим по-немецки. Я не смею к тебе подойти и обнять. Напряжением воли, улыбкою светской Научилась давно я всю нежность скрывать.

«Задержаться на одну минуту…»

А.П.

Задержаться на одну минуту, Медленно задвижется вагон. Жизнь оборвется круто, Точно прерванный тяжелый сон. И не будет больше ожиданий, Сердца разбивающей тоски, В умирающем уже сознанье Навсегда погаснут огоньки. И не скажешь ты устало-грубо: «Надоела мне твоя любовь!» Поцелуя не попросят губы… На асфальте заалеет кровь! Отчего так страшно на минуту Под июльским радостным дождем, Чтобы жизнь оборвалась круто Зацепиться в рельсе каблуком!

«Хорошо с тобою на балконе…»

А.П.

Хорошо с тобою на балконе Мне писать покорною рукой, Томно перед мчащимся вагоном Жизнь твоя проходит предо мной. Вот усадьба бабушки суровой За широкой русскою Окой, Вот ты в роще бегаешь сосновой Кареглазый, маленький, смешной. Увлекаясь паровозным свистом, Покидаешь ранним утром дом. Первый снимок в форме гимназиста И фуражка с новым козырьком. Жизнь приносит много испытаний. И быть может, ты уже не тот. Но пускай тогда в моем сознанье Мальчик этот снова оживет.