Шрифт:
– Твой чешский безупречен, – заметил я.
– Я здесь родилась, но потом семья иммигрировала. Правда, дома мы всегда общались на нем.
Черт, мы так и будем трепаться о ерунде? У меня в ванной – две ведьмы, а у этой стервы несомненно связь с Томашем, и он слышит все до последнего слова. А может, и не только он. На какой-то миг я пожалел, что вывел Доминика и Петра из игры – вот через кого бы без труда можно было достать любую информацию. Но это все бред – есть причина и есть следствие. Вот это следствие как раз в виде охотницы сейчас и пытается из меня вытянуть невесть что... Я поставил пустую чашку на поднос и облизнул губы.
– Проверим? – спросил я.
– Что? – она также поставила пустую чашечку.
– Насколько ты стойкая.
– А ты?
– Когда я отпущу тормоз, меня уже ничто не остановит.
– А если кто будет сопротивляться? – ее глаза сузились.
– Такого не бывает. Это... хм... обоюдное желание.
– Очень сомневаюсь. Ты вызываешь во мне только отвращение. Ты что же – себя сдерживаешь? А по мне, так твоя аура на меня не действует.
Диана тоже была мне малоприятна, но полнолуние способно подавить разум... Я взял ее за пальцы, отведя от свой давно зажившей раны. Между нами было ничтожное расстояние, однако эффект был бы тот же самый, даже если бы она находилась от меня на другом конце комнаты. Я чуть расслабился, позволяя себя захватывать тому пьянящему, шальному и завораживающему, незнающему преграды лунному смерчу. Однако сейчас отдаться ему целиком, было бы равноценно самоубийству. Охотницу внезапно охватил жар, окрасивший алым ее бледные щеки, глаза ее удивленно распахнулись, лихорадочно засверкав. Задыхаясь, не в силах вымолвить ни слова, со сломленным стоном, она попыталась прильнуть ко мне, но я не позволил. Она закрыла глаза, когда от переполняемых чувств у нее закружилась голова, и почти потеряла сознание. Я отшатнулся и, метнувшись к двери, которую распахнул, прежде чем в панике помчавшийся обратно Томаш успел со всей дури пнуть ее. В грудь мне уперлось дуло пистолета.
– Не глупи, ты ведь все слышал, – сказал я ему. – Я ведь не идиот, чтобы очаровывать охотницу...
Он зло глянул на меня.
– Она хотела урок по обмену опытом – она его получила.
– В этом ты прав, – он убрал оружие и прошел в квартиру.
Меня порадовал факт, что он мог трезво смотреть на вещи. Диана была в отключке.
– Ведь предупреждал ее, – он нахмурился.
– Я тоже.
– А чего ты хотел? – он сверлил меня взглядом.
– Ничего. Просто пытался понять, чего ей от меня надо. Завтра, на совете, я попрошу предоставить мне других кураторов. Надеюсь, у нее хватит ума не возражать?
– Надеюсь – сомневаюсь, что мы сработаемся.
«Тогда катитесь отсюда к черту!» – мысленно выругался я. Но Томаш и без моей помощи решил убраться. Бережно взял охотницу на руки и вынес вон. Я с облегчением закрыл за ними дверь. Когда я зашел в ванну Элишка, злая и испуганная одновременно, бросилась на меня с когтями, наверное, от ярости желая исцарапать мне лицо. Но я встал в дверях, чуть покачнувшись от перенесенного напряжения, и без сил прислонился к холодному голубоватому кафелю. Все ее бешенство мигом исчезло – она прижалась ко мне, нежно ласкаясь и целуя. Я с благодарностью ответил ей тем же. Только любовь могла вернуть мне равновесие. Я целовал жаркие губы и всей душой ненавидел полнолуние, которое каждые двадцать дней делала нас такими уязвимыми и беспомощными...
4. Совет
Где-то к концу ночи я проснулся. Справа от меня лежала Элишка, слева – Катерина. Я подумал, почему Элишка ревновала меня к кому угодно, только не к своей сестре. Осторожно высвободился из их объятий, чтобы никого не разбудить, и удалился в ту комнату, которую они не видели. Там включил ноутбук и около получаса искал нужную информацию. Потом я улегся на узком, но вполне удобном диванчике и уснул.
– Янош? – тихо позвала меня Элишка.
Я ей что-то вопросительно промычал сквозь дрему. Похоже, я не притворил плотно потайную дверь, и Элишка отыскала меня.
– Тебе плохо с на... со мной? – спросила она встревожено.
– Нет, что ты, мне только надо было кое-что поверить по работе...
– К дьяволу твою работу! – тихо выругалась Элишка, забираясь ко мне под одеяло, и засмеялась. – Ты едва помещаешься на постели, но здесь уютнее, чем там. Тебе не тяжело?
– Нет, спи, – я легко приобнял ее.
Она расслаблено вздохнула, устроив голову у меня на груди.
– Янош, у тебя отвратительный будильник! – на этот раз меня разбудил голос Катерины.
Я разлепил глаза и увидел, как она поставила мне тикающую коробочку на стол. На циферблате было шесть утра.
– Вам что в твоей спальне показалось тесно? – полюбопытствовала она, и я заглянул в ее смеющиеся глаза.
– Трудно сказать... – я уклонился от ответа.
На мне шевельнулась, просыпаясь, Элишка. Она хмуро глянула на сестру. Вот оно – утреннее любовное похмелье.
– Может, сделаешь завтрак? – полюбопытствовал я сквозь зевок. – Раз ты уже встала.
– Если найду на твоей кухне что-нибудь съедобное...
Она удалилась. Элишка соскользнула с меня, отправившись следом, и я размял затекшее тело. Я направился в душ, следом в спальню, где оделся. Потом зашел на кухню. Элишка все такая же хмурая сидела на стуле, завернувшись в простыню. Катерина же по-прежнему нагая как раз заканчивала с приготовлением завтрака. Черти, облюбовав подоконник, уже что-то сосредоточенно грызли. А за окном поднимался такой же как вчера холодный, солнечный рассвет.
Сестры глянули на меня и невольно вздрогнули. На мне был дорогой черный костюм, белая рубашка. Правда в отличие от всего нашего совета я не носил галстук.