– Мама, я иду на свидание. Что мне надеть?

– С каких это пор ты меня спрашиваешь?
– изумилась она.

– С этих самых,- со сна Ярослав всегда вел себя, как раздражительный подросток,- я почувствовал, что ей не понравилась моя одежда сегодня утром.

– Ну, что ж,- сказала мама, энергично потирая руки,- открывай шкаф!

Ярослав поплелся через комнату к выключателю, свет зажегся и, воспользовавшись моментом, мама принялась сгребать вещи, разбросанные по всем возможным поверхностям. Юноша нажал на кнопку выключателя исключительно для мамы. Он не любил свет, ни в каких проявлениях и, к счастью, в нем не нуждался, хотя люстру для своей комнаты выбирал сам, как и все остальные предметы обстановки. Эта комната была его крепостью, его любимым местом, и Ярослав очень трепетно относился к вещам, принадлежащим «его миру». Свет железной люстры, окрашенной под бронзу со светильниками в виде свечей, осветил довольно странную для «непродвинутого» обывателя обстановку. Эта комната могла принадлежать немного тронутой старушке, вообразившей себя сказочной принцессой или ханской наложницей, но никак не молодому мужчине. Поражало обилие разнообразных оттенков красного. Кровать, с подобранным вверх бордовым бархатным пологом, застелена алым шелковым бельем. Тщательно занавешенное окно, поверх темно-красного сукна декорировано, вишневой парчовой аркой и «золотым» шнуром, пол покрывал пушистый «персидский» ковер с тривиальным узором на вишневом фоне. Мебель «под красное дерево», шкафы, этажерки, статуэтки, все это богатство беспорядочно толпилось в самых неожиданных местах. Вся «роскошь» обстановки была настолько явно поддельной, что внушала жалость. Мебель пришлось скупать по старушкам, текстиль мать шила своими руками из заполонивших рынок в девяностые сирийских тканей. Пришлось напрячься, чтобы угодить вкусам сына. Но родители послушно внимали советам (выглядевшим, как приказ) по обустройству его комнаты. А почему бы и нет, ведь туда, кроме них, и привычного ко всему психолога, никто не ходит. Мама переживала из-за большого количества мебели, о которую сынок в своей любимой темноте, может оступиться и расшибить лоб. Но вскоре переживать перестала, - сынок не расшибался. Она не знала, что Ярослав и читает в темноте, иначе начала беспокоится уже по другому поводу.

Первые «странности» в характере, поведении, а также физиологии Славы Абашина появились в десятилетнем возрасте. Тогда же мальчик впервые был отведен к психологу, который поставил вычитанный в статье американского автора, и несколько неопределенный в то время диагноз - аутизм. Первый, в длинной череде привычных и новомодных диагнозов, пытающихся подстроится под все новые странности мальчика. Со временем Ярослав научился скрывать от родителей, свои, постоянно открывающиеся новые особенности. Ведь слово «особенность» для них, как и для его, ставшего за эти годы родным, врача, были почему-то синонимами слова «болезнь». Ярослав считал, что нет ничего странного в том, что он прекрасно видит в темноте, ведь он буквально слепнет на настоящем солнечном свету. Логика была такой: если слепые обретают прекрасный тонкий слух, то его тонкое зрение совершенно естественно. Он не считал себя больным, но, наученный горьким опытом неприятного мозгового штурма на сеансе у психолога, молчал.

Ярослав подошел к шкафу и стал вынимать оттуда вешалки с рубашками и передавать их маме, пока та полностью не скрылась за их грудой. Мама скинула весь ворох на кровать и стала внимательно перебирать ассортимент. В это время Ярослав вываливал на пол джинсы, аккуратно свернутые в точности как на прилавке. Выбор оказался велик. Мама любила красивую одежду, в 90-е ее уже можно было купить на рынке, правда не дешево, но деньги на шмотки, чудесным образом, находились. Каждый ее шоппинг не обходился без подарочка сыну. Сын же эти подарочки надевал только один раз, когда мама просила примерить, а затем вещи умирали в шкафу. До этого времени Ярослав носил свои первые джинсы, ведь они «очень хорошего качества и до сих пор целы». Зная об этом, мама старалась умерить аппетит и покупать вещи, которые так и останутся в шкафу, реже. Но даже в таких условиях массивный дубовый шифоньер с его содержимым можно было бы сдать в аренду для проведения семинаров по истории моды.

Неуверенно перебирая рубашки, мама, наконец, решилась спросить:

– Что именно ты ищешь?

– Ничего особенного. Что нибудь, в чем бы я выглядел привлекательно.

– Значит, я могу сама выбрать, и ты это наденешь?- не веря своему счастью, спросила она.

– Да. Самому мне ни за что не справиться.

Это было именно то, что мама желала услышать. С горящими глазами она ринулась на штурм шкафа. Ах, как жалела теперь, что не купила вчера тот полуверчик с ромбами в розово - лиловых тонах! Как бы он подошел бы сейчас к этой атласной рубашке в тонкую полоску! И можно было купить тот ярко-лиловый шарф крупной вязки. Ничего, что сентябрь еще совсем по-летнему теплый. Мода нынче плюет на сезоны. Девочки носят летние сапоги, и зимние шубы с короткими рукавами. Мальчики куцые пиджачки сверху майки, огромные вязаные кепки и длинные шарфы. Та-ак, что у нас тут поновее?

Ярослав шел по щедро освещенному проспекту. Между частыми фонарями еще с зимы была натянута разноцветная гирлянда. Это новогоднее украшение пришлось по вкусу жителям города настолько, что по просьбам трудящихся, было решено не снимать гирлянду, до соответствующего распоряжения.

У Ярослава потели ладошки, он то и дело вытирал их о новенькую хрустящую лимонную рубашку. Впервые беспокоился о том, как выглядит, ему казалось, что выглядит глупо. Поверх лимонной рубашки мама заставила надеть серую хлопковую майку. Обычную, на его взгляд майку, которую бы следовало одеть под рубашку. Мама убеждала, что совсем это не майка, а летний пуловер. Джинсы, по мнению Ярослава, были слишком широки, да еще и скроены так, что создавалось впечатление, что он вот-вот их потеряет. Хорошо, что на самом деле они держались крепко в районе бедер. Но самым большим испытанием для молодого человека, оказалось, выдержать сооружение прически. Вдохновленная вседозволенностью, мама вцепилась, как клещ. Собственноручно мыла голову, сушила, бесконечно мазала чем-то противным. В результате его длинные волосы легкой волной улеглись назад, и не желали рассыпаться даже тогда, когда Ярослав пытался незаметно тряхнуть головой. И самое ужасное, в свете фонарей ему казалось, что его волосы сияют, как у куклы.

В восемь вечера, Ярослав позвонил в дверь, указанной в записке квартиры. Открыла пожилая интелегентного вида женщина, с розоватой сединой в некогда светлых волосах.

– Вам кого?

– Могу я видеть Светлану?- прошипел Ярослав внезапно пропавшим голосом.

Женщина прищурилась, пытаясь близорукими глазами рассмотреть посетителя, секунду помедлила и посторонилась, приглашая.

– Проходите, молодой человек. Посидите в гостиной, присаживайтесь, где вам удобно. Сейчас позову Светочку. Как вас представить?

– Ярослав Абашин.

– Подождите, минуточку.

Женщина буквально втолкнула посетителя в комнату, расположенную прямо напротив входной двери, торопливо включила свет и одновременно телевизор. Ярослав не успел удивиться такой ловкости, как старушка прикрыла дверь, и он оказался один в светлой модно декорированной комнате.

Немного потоптавшись на месте, Ярослав погрузился в кожаный песочного цвета диван. Думал о том, что его новый наряд прекрасно вписывается в интерьер Светиной гостиной. Комната просторная и почти пустая, в стиле минимализма. Стены выкрашены в ярко лимонный цвет, совсем, как его рубашка. На полу плитка, сверху разбросанные в хаотичном порядке искусственные шкуры белых медведей. Кроме песочного дивана, в ней находились два аналогичных кресла и стеклянный столик, засыпанный глянцевыми журналами. На уровне глаз сидящего светился вшитый в панель стены телевизор. Ярослав старался отвернуть голову от манящего экрана. Его вспышки очень раздражали глаза. Ярослав не мог смотреть телевизор без специальных очков, которые когда-то заказала его мама, в каком-то НИИ.

Света Боброва заканчивала накручивать волосы на папильотки, когда вошла ее бабушка. Она заговорила деланно обиженным тоном.

– И почему ты мне не сказала, что за тобой ухаживает молодой человек?

– Какой человек?

– Ну, ну, вот только не надо! Бабушке можно сказать все.

Света отвлеклась от накручивания волос и повернулась.

– Хватит, бабуля! Не темни!

Бабушка поджала губы, и недовольно произнесла:

– Ладно, расскажешь, когда захочешь. Но я ведь должна знать, кого пускаю в дом. Он ждет в гостиной.