Марина уже собралась что-то ответить, но Алена, до сих пор не подававшая голос, оторвалась наконец от игрушки на айпаде, внимательно посмотрела на Илью:

– Да, он с папой в одном классе учился, я знаю. Потом у отца бизнес был, небольшая гостиница и сауна, я помню, я там была несколько раз. И Меркушева тоже помню, он со своим другом приезжал. Отец им ключи отдал, и мы сразу уехали.

Теперь на Илью смотрели две пары абсолютно одинаковых глаз – карих, с едва заметными зелено-золотыми искрами. Марина опасливо глядела на дочь и – снизу вверх, из-под ресниц – на Илью, в темпе соображая, не выболтала ли Алена лишнего.

– Ого! Сауна! – восхитился Илья. – Здорово, отличный бизнес. А что, Валерка часто там бывал?

– Не знаю, – отрезала вдова, – он нам не докладывал.

– Часто, – глянула из-под длинной русой челки Алена, – раз в неделю точно, я хорошо помню. Отец с Меркушевым вашим общался, а тот, второй, неподалеку болтался, все отворачивался или в машине сидел, лицо прятал. Меня увидит и отвернется, поэтому я его хорошо запомнила.

«А что еще ты запомнила?» – едва не сорвалось с языка, но Алена в наводящих вопросах не нуждалась, на гневные взгляды матери внимания не обращала, смотрела только на Илью и – краем глаза – на панель айпада.

– Меня отец на работу с собой брал, когда дома оставить не с кем было. Поэтому я и Меркушева помню, и второго мужика. Когда они приезжали, всю прислугу отпускали, отец гостям ключи отдавал и сам сматывался. Второй мужик – не наш, не из города, высокий, лицо длинное, узкое, глаза голубые, под носом шрам, даже губа верхняя чуть приподнята, так что зубы видны. И смотрит нехорошо, оценивающе, что ли, даже не по себе, улыбка мерзкая. Глянет и отвернется или голову опустит, его, кажется, Аркадий звали. А Меркушев при нем что-то вроде прислуги – крутился вокруг, как лакей, аж противно. А тот, с длинной рожей, ему приказывал – пойди туда, потом туда. Он и бегал туда-сюда, один раз даже за пивом сгонял, я видела, – залпом выдала Алена, и поглядела в окно на подъехавший пустой экспресс. Марина поднялась с кресла, щелчком вытащила ручку из чемодана.

– Пошли, регистрация уже началась. В Египет на недельку отдохнуть летим, – пояснила она Илье, – на солнышке погреться, в море поплавать. Надоели московские дожди.

Она пробралась между рядами кресел и направилась к выходу на платформу, к хвосту уже образовавшейся очереди. Алена закинула на плечо рюкзак и направилась следом за матерью, Илья шел следом.

– А еще что-нибудь ты помнишь? – негромко спросил он, не рассчитывая на ответ. Сколько ей было тогда – десять лет, двенадцать, когда Черкашин завел на окраине города недорогой бордель? А место и впрямь живописное – приток озера рядом, лес, камыши, тростник – романтика, да и только, неудивительно, что Валерка на заведение Черкашина глаз положил. И продержался бордель довольно долго, лет пять-шесть, если не больше, потом сгинул, одновременно с выходом рыночных отношений на новый уровень. И что же за дружок такой, перед которым Меркушев половичком стелился, посмотреть бы хоть одним глазком… В сауну его водил, за пивом гонял. Не за пивом, ясное дело, этого добра им Черкашин, поди, цистернами поставлял. А за чем тогда?..

– За домом озеро начиналось, только берег топкий, в воду не зайти, – проговорила Алена, – а мне там нравилось. Тростник, осока, вода плещет, утки, рыбы – я часами могла на них смотреть. И в тот день тоже пошла, на свое место, где коса песчаная, маленькая, но вода рядом чистая, не заболоченная. А на берегу одежда рваная валялась, вся в темных пятнах, песок перерыт, словно его собаки копали. Я тогда испугалась и ушла оттуда, но отцу ничего говорить не стала, потом мы уехали, а через неделю девочку мертвую недалеко нашли. И ни Меркушева вашего, ни его друга я больше не видела. Иду я, иду! – Она заторопилась к тревожно обернувшейся матери, проталкиваясь через толпу. Подошел состав, у перрона остановились красные вагоны, толпа из предбанника ринулась к ним, рассосалась, пассажиры рассаживались по местам.

Мать и дочь Черкашины исчезли из виду, Илья бесцельно брел вдоль вагонов, смотрел то на окна аэроэкспресса, то на зеленое здание вокзала. Вот и еще одна тайна перестала быть таковой: Черкашина убили по Валеркиному приказу, это к гадалке не ходи. Таинственный друг, ключи от сауны, рваная одежда на берегу. Кто ж такого свидетеля в живых оставит, явно Черкашин видел и знал больше, чем Алена, и молчал, разумеется, ибо жизнь и здоровье свое ценил превыше всего. Но то ли лояльность хреново демонстрировал, то ли еще черт знает что – не вывезла его кривая, и хозяина придорожного борделя в расцвете лет настиг сердечный приступ. Что ж за друг такой у Меркушева нарисовался, да еще и со шрамом на самом видном месте – это только сам Валерка знает, может, и расскажет, если хорошо попросить…

Экспресс тронулся с места, мимо покатили вагоны, и Илье показалось, что в одном окне мелькнула и челка Алены, и встревоженное лицо ее матери. Вроде Марина замуж больше не выходила, да и зачем ей, если рассудить, – жилье есть, дочь скоро пристроит, деньги тоже имеются, а маленькие женские радости не требуется регистрировать в учреждениях, заведующих актами гражданского состояния. Хорошо устроились тетки, покойный муж и отец неплохое будущее им обеспечил, известно, правда, за чей счет…

«Пора и мне в дорогу…» Илья посмотрел на последний вагон уходящего поезда, отвернулся и направился через зал ожидания к метро. По дороге передумал, пересмотрел планы и скорректировал маршрут. Любопытство – назойливая штука, надо избавляться от нее любыми способами: или послать куда подальше, или поддаться целиком и полностью. И сделать все, чтобы получить ответ на свой вопрос.

«Это ты один постарался или Аркадий помог? Сколько лет было той, на берегу озера? И сколько было вас – один, двое, трое? Черкашин с вами резвился или только баньку топил? Ответь, умоляю, я никому не скажу. А это тебе бонус – картинка на ночь!» В аттаче к письму на адрес «Трансгаза» ушли фотографии вскрытых могил – неопознанных, у дальней стены городского кладбища, и детских, с гробами, полными собачьих костей.

«Письмо успешно отправлено» – вот и славненько, теперь ждем. Илья убрал телефон, толкнул перед собой пустую корзинку на колесиках и оказался в зале супермаркета. И неспешно покатил вдоль заваленных продуктами полок, брал в руки и придирчиво изучал каждый пакет, каждую банку, что-то браковал, что-то отправлял в корзину. В общем, всячески тянул время, те томительные четверть часа, пока не зазвонил второй – заветный – мобильник.