Шрифт:
Уже потерявшего сознание, его отнесли в палатку. В лагере тотчас же распространился слух, что царь мертв. Извлечь толстое и широкое острие стрелы было трудно, Александр впал в глубокий обморок и действительно был на волосок от смерти. Потом еще долгое время он был слаб и нуждался в лечении и покое.
Плутарх передает рассказ о странном и пугающем самоубийстве одного из друзей Александра — Калана. Он долгое время страдал болезнью желудка и не видел от нее избавления.
«…Калан… попросил соорудить для себя костер. Подъехав к костру на коне, он помолился, окропил себя, словно жертвенное животное, и срезал со своей головы клок волос в приношение богам. Затем, взойдя на костер, он попрощался с присутствовавшими македонянами, попросил их и царя провести этот день в веселой попойке и сказал, что царя он вскоре увидит в Вавилоне. Произнеся эти слова, он лег и укрылся с головой. Огонь подбирался все ближе, но он не двинулся с места, не шевельнул ни рукой, ни ногой. Так он принес себя в жертву богам по древнему обычаю мудрецов своей страны».
Клавдий Элиан:
«Достославна и в глазах многих достойна восхищения кончина индийца Калана. Она такова: Калан, индийский мудрец, замыслив освободиться от уз тела, торжественно простился с Александром и прочими македонцами, сказал прости своей жизни, после чего сложил костер в самом прекрасном из вавилонских предместий (костер был из сухих и благовонных веток кедра, туи, кипариса, мирта и лавра) и, окончив бег — свое привычное телесное упражнение, поднялся, увенчанный венком из тростника, на его середину. Солнце осветило Калана, и он молитвенно пал ниц — это было знаком, чтобы воины разожгли костер. После этого мудрец недвижимо продолжал стоять, уже объятый огнем, и не дрогнул, пока не испустил дух. Даже Александр, как передают, был поражен и сказал, что Калан сражался с более сильным противником, чем он, ибо Александру пришлось бороться с Пором, Таксилом и Дарием, а Калану — с мучениями и смертью».
После его самосожжения состоялся пир, на котором было проведено знаменитое состязание в умении пить. Больше всех выпил некий македонец по имени Промах, который дошел до четырех хоев; в награду он получил венок ценою в талант, но через три дня скончался. Кроме него от отравления алкоголем умер еще сорок один человек.
Тогда мало кто обратил внимание на странные слова Калана насчет «свидания в Вавилоне», но они, увы, оказались пророческими. Эпидемия неизвестной болезни распространилась в войске. Современные врачи предполагают, что это была одна из самых тяжелых форм малярии, которая давала осложнения либо на легкие, либо на кровь.
Поначалу она казалась обычной лихорадкой и не вызывала опасений, но затем могло последовать резкое ухудшение и смерть.
Одной из первых ее жертв стал лучший друг Александра — Гефестион. Первое время врачи не предполагали ничего опасного, и он продолжал бывать на празднествах и участвовать в пирах, невзирая на недомогание и жар. Но внезапно ему стало хуже. Гефестион попросил позвать к нему Александра — но когда тот явился, больной был уже мертв.
Горе Александра не знало границ, он приказал в знак траура остричь гривы у коней и мулов, снял зубцы с крепостных стен близлежащих городов, распял на кресте несчастного врача, на долгое время запретил в лагере играть на флейте и вообще не мог слышать звуков музыки.
Клавдий Элиан:
«Когда Гефестион умер, Александр бросил в погребальный костер оружие, золото, серебро и драгоценную персидскую одежду. Он также на гомеровский лад отрезал прядь своих волос, подражая Ахиллу. Но царь горевал необузданнее и сильнее этого героя: он занес руку на экбатанский акрополь. Все, включая срезанные волосы, по моему мнению, было вполне в греческом духе. Покушение же на стены Экбатан положило начало варварским поступкам царя. Александр отказался от своей обычной одежды и весь отдался печали, любви и слезам.
Гефестион умер под Экбатанами. Некоторые считают, что всем, что было учреждено для похорон Гефестиона, воспользовались на похоронных торжествах в честь самого Александра, ибо смерть постигла царя, когда траурные обряды по Гефестиону еще не были исполнены».
Плутарх:
«Утешением в скорби для Александра была война, которую он превратил в охоту на людей: покорив племя коссеев, он перебил всех способных носить оружие. И это называли заупокойною жертвой в честь Гефестиона. На похороны, сооружение могильного кургана и на убранство, потребное для исполнения всех обрядов, Александр решил потратить десять тысяч талантов».
Начиная с этого момента, древним биографам Александра уже трудно убедить себя и читателей в том, что его разум сохранял ясность. Завоевав полмира, он занялся тем, что проводил огромные дорогостоящие праздники, возводил никому не нужные дворцы и мечтал о новом походе — в Аравию. Еще оставшиеся в живых друзья не могли доверять ему и боялись диких внезапных вспышек ярости царя.
Смерть
Вскоре после возвращения в Вавилон Александр ощутил первый приступ болезни, ставшей для него смертельной. Это случилось на пиру: в тот раз царь пил больше обычного, видимо страдая от постоянной жажды. К концу дня его стало лихорадить.
Второй приступ случился на следующий день в купальне: царь почувствовал сильнейший озноб, несмотря на то что вода была нагрета как обычно. Затем, казалось, что болезнь отступила, но ночью последовал еще один приступ. Несколько дней болезнь не проявлялась в острой форме, периоды почти нормального самочувствия чередовались с приступами лихорадки, отнимавшими у царя силы. Видимо, это была та же зараза, что погубила Гефестиона.
На четвертый день жар усилился, и всю ночь Александр чувствовал себя очень плохо, и весь следующий день его лихорадило, однако он еще продолжал заниматься делами.
Так прошло еще три дня, на четвертый у Александра случился новый сильный приступ лихорадки, после которого уже не смог сам подняться на ноги. А на следующий день он не мог и говорить.
Македоняне заподозрили, что царь уже мертв; с криком и угрозами они потребовали у царских товарищей, чтобы их пропустили во дворец. Двери дворца были открыты, и македоняне в одних хитонах по одному прошли мимо ложа царя. Посланные в храм бога Сераписа спросили, не следует ли перенести Александра в его храм. Так поступали многие больные, моля божество об исцелении. Но оракул ответил, что Александру лучше оставаться там, где он есть.