Самый знаменитый из ранних алхимических текстов, Изумрудная табличка Гермеса Трисмегиста, на протяжении многих веков поистине выполняла роль кредо каждого адепта алхимии. Согласно преданию, эта скрижаль была обнаружена в руках мумии самого Гермеса в «темном углублении, где лежало его тело», как сообщает Джабир, а углубление это находилось, по всей вероятности, в недрах Большой Пирамиды в Гизе. Текст этот в изложении Джабира очень краток и невразумителен. Однако очень важно — как в историческом, так и в символическом смысле, — что для нашего анализа потребовалась полная версия текста. Сравнивая три наиболее ранних известных нам латинских перевода с арабским оригиналом и целым рядом англоязычных переводов, мы преследовали одну цель — получить как можно более простую и ясную версию, если о таковой вообще можно говорить применительно к столь темному тексту.

Какими бы ни были источники текста (а мы встречаем его версии в заклинаниях, обращенных к Амону-Ра, в 29-м столбце, строки 5—20 Лейденского папируса — греко-египетского магического текста II в., похороненного вместе со своим знатным владельцем в некрополе на западном берегу возле Фив), его ценность как уникальной алхимической копии очевидна в свете наших исследований фрагмента «Пророчица Исида». Действительно, понятие «свет» и здесь играет главную роль.

В 6-й строке заклинания Амона-Ра мы читаем: «Лотос Звезд, небо раскрыто во всей своей широте и высоте; я становлюсь чистым светом… поистине, без лжи». В арабоязычной версии текста Джабира это место выглядит так «По причине этого явления тьма (мрак) убежит от тебя». «Слава мира» — это персонификация живого золота, его созидающего сияния, «чистый свет», который созерцают алхимики по завершении их Великого Труда, когда в их ретортах появляется золото. После того как им удавалось постичь истину, которую донесла до нас Изумрудная скрижаль, алхимики начинали излучать свет, и тьма действительно бежала от них — и в прямом, и в переносном смысле слова.

Название «Сион» впервые упоминается в Библии [277] в 2 Цар. 5, 7 [278] , где рассказывается о том, что Давид захватил город иевусеев, а также их храм и крепость Сион. Значение этого слова в оригинале остается неясным. (Исследования возможных близких корней в хананейском и коптском (т. е. иератическом древнеегипетском), а также древнееврейском языках ничего не дали.) Со временем Сион и гора Сион стали общепризнанными синонимами самого Иерусалима.

Первое поселение на месте Иерусалима появилось уже в III тысячелетии до н. э. Во времена праотца Авраама город уже был царской столицей. Мелхиседек поведал Аврааму о Боге Всевышнем, и Авраам совершил в честь него свое знаменитое жертвоприношение, во время которого «дым как из печии пламя огня прошли между рассеченными животными»(Быт. 17, 17), именно на горе Мориа, которая во времена царя Давида отождествлялась с Сионом (2 Пар. 3, 1) [279] . Таким образом, гора Сион была местом заключения завета с Богом.

Давид так и воспринимал ее, построив вокруг горы новую столицу. Гора Сион была также первоначальным местом, где хранился ковчег Завета, когда Давид перенес его с горы Табор в свою новую столицу. На горе Сион было то самое «гумно Орны Иевусеянина», на котором Давид плясал перед ковчегом Завета и получил Божье благословение на свою царскую власть. В этом завете царства Бог поведал Давиду, что его сын будет человеком, которому суждено воздвигнуть великий Храм.

В описании восстановления Иерусалима после вавилонского пленения, приводимом в книге пророка Неемии (Неем. 3, 1б) [280] , мы встречаем упоминание о том, что именно на горе Сион находились «гробницы Давидовы». В Псалтири, особенно в Пс. 2, 6, упоминается Сион, который Бог называет Своей горой и где царь Давид, по-видимому, плясал и пел перед ковчегом Завета, причем Сион провозглашается местом, где будет восседать Бог, вознаграждая праведных и карая грешников. Еще более интересна информация в псалме 47, где сказано, что священники «сыны Кареевы», собравшись, надо полагать, при открытии храма, поют хвалебные песнопения, где мы видим следующие слова: «Во граде Бога нашего, на святой горе Его». Встречается и единственное родственное слово Сиону — Сафон,которое, к сожалению, мало что говорит нам о Сионе, кроме того, что это, по-видимому, более древняя форма названия Сион.

Пророк Исаия более четко сформулировал эсхатологическую важность горы Сион в следующих стихах (Ис. 2, 2–4) [281] , где «гора дома Господня» становится «в последние дни» центром мира, к которому «потекут все народы». Далее пророк говорит, что «от Сиона выйдет закон», который принесет покой и умиротворение всем народам. А пророк Иезекииль, образно говоря, впадает в транс, созерцая видение духовной горы Сион, на которой он словно в яви видит очертания Небесного Храма в Новом Иерусалиме.

Пророк Авдий (Ав. 1, 17–21) [282] повторяет особую эсхатологическую важность этой святыни, заявляя, что в последние времена «на горе Сионе будет спасение» и что на этом месте враги Бо-жии будут осуждены, а праведники получат награду, пророк Захария в своей книге также насколько раз упоминает о Сионе, например: «утешит Господь Сиона» (Зах. 1, 17) и др. После этого в Священном Писании надолго наступает странное молчание о горе Сион.

Иисус никогда, по крайней мере — в дошедших до нас текстах, не упоминает о горе Сион. Это весьма странно, если учесть ее особую эсхатологическую роль и исключительную важность как святыни, связанной с именем Давида. Наиболее близко к этой теме он подходит, ссылаясь, согласно Евангелию от Луки, на текст пророка Исаии (Ис. 14, 12–15) [283] . У Исаии это «денница, сын зари», более известный как Люцифер, который поднялся на Сион и обещал сесть на горе в сонме богов. В Евангелии от Луки (Лк. 10, 18) [284] Иисус прямо говорит о Себе от первого лица.