Прошу Вас уделить серьезное внимание всем этим соображениям, остаюсь искренне Ваш

Оскар Уайльд

Гостиница «Альбемарл»

[Середина февраля 1892 г.]

Дорогой Александер, я слишком плохо себя чувствую, чтобы присутствовать на сегодняшней утренней репетиции. Если будет еще одна репетиция вечером, я приду. Может быть, мистер Шоун любезно меня известит. В любом случае я надеюсь, что неприятная сцена, имевшая место вчера вечером, больше не повторится. Я всегда относился к Вам лично с вежливостью и рассчитываю на такую же ответную вежливость.

А теперь о пьесе. Не откажите в любезности рассмотреть следующие моменты. В жизни подробности не имеют значения, но в искусстве подробности жизненно важны.

В комедийных сценах люди должны говорить более внятно и отчетливо. Каждое словокомедийного диалога должно доходить до слуха зрителей. Особенно это относится к герцогине, которая должна говорить более громко и утвердительно. Болтовня гостей, заглушившая ее реплику во втором акте про миссис Эрлин и про девочек Сэвил, могла бы предшествоватьее появлению; гости, разговаривая, выходят на террасу, лишь двое остаются на диване в глубине сцены, а двое на банкетке у входа.

Исполнителю роли Хоппера лучше либо играть без парика, либо надеть парик поспокойнее. Вчера вечером его лицо было слишком белым, а его внешность — слишком нелепой. Мое личное мнение: у него должны быть свои собственные волосы, а лицо загримировано так, чтобы он выглядел моложе.

Вчера вечером то ли по невнимательности, то ли по Вашему указанию, этого я не знаю, герцогиня опустила несколько важных слов в своей первой реплике, обращенной к Хопперу. Она должна звучать так: «…кругом порхают кенгуру. Агата даже нашла Австралию на карте. Она такой причудливой формы!Но ведь это, кажется, очень молодая страна?»

Слова, которые она опустила, подчеркнуты мной. Они придают смысл замечанию о молодой стране. Без них пропадает соль реплики. Ничего не дает такая купюра и с точки зрения экономии времени. Чтобы произнести эти слова, требуется меньше десяти секунд.

Далее, мне кажется, что С. Грэхэм не должен сопровождать в бальную залу свою тетушку: молодые денди не любят своих пожилых родственниц, во всяком случае редко оказывают им внимание. Леди Дж. должна опекать девицу, для которой это первый выезд в свет, а миссис Эрлин могла бы обратиться с репликой о Дамби к Грэхэму и затем повернуться к Вам.

Что до Вас, то, когда Сесил Грэхэм надоедает Вам своей болтовней, Вы прерываете разговор с ним со словами: «Как это забавно!» или что-то в этом роде. По-моему, было бы лучше сказать: «Простите, мне нужно на минутку отойти», — как я и предлагал. Ведь лорд У. ужасно нервничает, ожидая прихода миссис Эрлин, и болтовня денди не развлекает его, а утомляет. Ему сейчас не до нее.

Кроме того, вчера вечером, перед Вашим уходом с миссис Эрлин на террасу, Вы сказали: «Давайте выйдем на террасу». Но ведь лорд У. не стремится задержать миссис Эрлин в своем доме. Это она заставляет его поступать так, как хочет она. Пусть она скажет: «Выйдем на террасу». Он, холодный и чуточку надменный, хотя это слишком сильное слово, вынужден подчиниться ее воле.

Не откажите в любезности обдумать оба этих момента.

Кроме того, напомните, пожалуйста, леди Плимдейл, чтобы она говорила «Та самая женщина!», а не «Та ужаснаяженщина». Нам не следует превращать миссис Э. в подобие кокотки. Она авантюристка, но не кокотка.

Я надеюсь, что все идет успешно. Мне показалось, что в доработке нуждаются только частности. Искренне Ваш

Оскар Уайльд

Акт третий. У лорда О. слишком пестрое, крикливое пальто; к тому же он должен его снять: ведь он хочет провести тут всю ночь.

Пишу в постели — поэтому карандашом.

26 февраля 1892 г.

Милостивый государь, позвольте мне опровергнуть сделанное в сегодняшнем вечернем номере Вашей газеты утверждение, будто я внес в свою пьесу определенное изменение, прислушавшись к критическим замечаниям неких журналистов, которые весьма безрассудно и весьма глупо пишут в газетах о драматическом искусстве. Утверждение это — полнейшая неправда и вопиющая нелепица.

Факты же таковы. В прошлую субботу вечером, после того как окончился спектакль и автор, с сигаретой в руке, произнес восхитительную и бессмертную речь, я имел удовольствие угощать ужином немногочисленную компанию личных друзей; поскольку все они были не старше меня, я, естественно, с вниманием и удовольствием выслушивал их высказывания об искусстве. Ведь суждения стариков по вопросам Искусства не стоят, конечно же, ломаного гроша. Художественные наклонности молодежи неизменно пленительны, и я должен констатировать, что все мои друзья, без единого исключения, выразили мнение, что раскрытие зрителю подлинных уз, связывающих леди Уиндермир и миссис Эрлин, значительно повысит психологический интерес второго акта, — мнение это, должен добавить, в прошлом высказывал и решительно отстаивал мистер Александер. А так как для тех из нас, кто не сводит пьесу к пантомиме и шутовству, психологический интерес превыше всего, я решил в свете этого перенести конкретный момент раскрытия тайны зрителям в другое место. Однако решение это было принято задолго до того, как я имел случай заняться изучением уровня культуры, вежливости и критических способностей, демонстрируемого в таких газетах, как «Рефери», «Рейнолдс» и «Санди сан».