— Тетя Элин сказала... что чем скорее у меня будет... ребенок... тем лучше... а вы сказали, когда я собралась... идти к себе... что скоро... ко мне... присоединитесь.

Несмотря на ее бессвязную речь, герцог все понял.

— И вас это напугало? — спросил он.

— Я никогда не думала... даже представить себе не могла, потому что... мы так... странно поженились... что у нас может быть... ребенок. Ведь мы даже толком... не поговорили друг с другом.

Герцог ненадолго задумался, а потом сказал:

— Я должен извиниться перед вами, Онора, за то, что был не очень к вам внимателен. Теперь я понимаю, какие чувства вы должны были испытывать.

— Вы и в самом деле понимаете? И не... сердитесь на меня? — спросила Онора, и герцогу показалось, что глаза у нее радостно засияли. — Я знаю, как вы меня... ненавидите. Я чувствовала это во время свадебной церемонии... и поэтому... не представляла... как у нас с вами может быть... ребенок.

Герцог не знал, как ему на это реагировать, и попытался объясниться:

— Я хочу, Онора, чтобы вы мне поверили. Это не вас я ненавижу, а то ужасное положение вещей, при котором я вынужден был так скоропалительно жениться, чтобы избежать брака с принцессой Софи.

— Я помню... как вы сердились, — заметила Онора, — когда я попыталась... вам отказать. Но... тетя Элин заставила меня... выйти за вас замуж.

Герцог нахмурился:

— И как же она вас заставила?

— Она предоставила мне выбор. Либо я выхожу за вас замуж... либо становлюсь... монахиней, — откровенно сказала Онора.

— Не может быть! — воскликнул герцог.

— Это правда, — кивнула Онора. — Она сказала, что... на следующий же день... отправит меня в самый бедный монастырь. А я... не могу... принять постриг, потому что не чувствую в себе призвания... стать монахиней.

— Да как такое ей вообще могло в голову прийти! — поразился герцог. — Вы имели полное право отказаться.

— Я не могла, — покачала головой Онора. — Так что... хотя и не было у меня... желания выходить за вас замуж... деваться мне было некуда. Никто из нас... не хотел... этого брака... и я знаю... насколько вам была ненавистна... сама мысль о... женитьбе, поэтому я уверена... нам нельзя... иметь ребенка. Он бы появился на свет... нежеланный и никому не нужный.

Герцог не нашелся, что на это возразить, а Онора продолжала:

— Когда я была маленькой, помню, какой-то знакомый сказал моей маме: «Какая красивая у вас девочка! Наверное, поэтому вы назвали ее Онорой». А мама улыбнулась и ответила: «Вижу, вы знаете, что Онора означает «красавица». Мы с мужем были уверены, что наша дочка ею станет, потому что она дитя любви». А этот знакомый рассмеялся и заметил: «Что верно, то верно. Никогда не видел, чтобы двое так любили друг друга, как вы с вашим мужем. Мы все вам просто завидуем».

Поведав эту историю, Онора вздохнула и тихонько проговорила:

— И мне кажется... если наш ребенок родится... в ненависти, он будет некрасивый, а возможно... и уродливый.

У герцога от ее слов перехватило дыхание.

Он протянул руку и накрыл маленькую ручку Оноры своей ладонью.

— Думаю, последние ваши слова совершенно беспочвенны. Но мне кажется, Онора, что нам нужно начать все сначала и узнать друг друга немного получше, прежде чем строить семью.

Он почувствовал, что рука Оноры дрогнула.

— А если... мы никогда не... полюбим друг друга... и вы по-прежнему будете... меня ненавидеть?

— Я ведь уже сказал вам, что не питаю к вам лично никакой ненависти, — объяснил герцог. — Что, если мы постараемся забыть о причине, вызвавшей нашу свадьбу, и сделаем вид, что мы только что познакомились и теперь собираемся узнать друг друга поближе?

Онора робко улыбнулась.

— По-моему... это неплохая идея.

— Очень хорошо. Тогда так и поступим, — обрадовался герцог. — Только вы должны пообещать мне три вещи.

— Какие же?

— Что больше не будете убегать от меня, что не станете подвергать себя опасности, как это сделали сегодня ночью, и что впредь будете доверять мне и не будете скрывать от меня свои мысли и чувства.

Рука ее замерла, словно эти слова привели Онору в изумление.