Шрифт:
И вот неожиданно, в тот самый день, когда из стойбища укочевали последние семьи и тордох Сайрэ остался брошенным среди безлюдного мира, под страшный грохот озерного льда, Пайпэткэ почувствовала, что радость все-таки может прийти. Словно сам бог подсказал ей желание — желание ощутить в животе тяжесть. Мысль о ребенке захватила ее властно и целиком и словно озарила всю ее изнутри. С этой мыслью она начала пересиливать отвращение и прижиматься к дряхлому старику, с этой мыслью она во сне бродила по цветущей тундре, с ней вставала, с досады ссорилась с мужем и в задумчивости шевелила угли в затухающем очаге…
— Ты чего это, ке, опять шкурки перебираешь? Лежат они в мешке — ну и пусть лежат… — с этих слов Сайрэ и началась нынешняя перебранка.
— Гляжу, из чего пеленки можно бы вырезать…
— Пеленки! А огонь совсем угасает, и чайник пустой.
— А зачем тебе огонь и горячий чай? Все равно ты бодрее не будешь…
— Тебе бы только одно…
— Да, одно. А тебе… тебе и одного не надо! Прежде чем брать молодую жену, нужно было подумать — справишься ли.
— Я же не сам — люди меня попросили. От злых духов тебя оградить…
— Меня? Люди просили? От каких духов?
Старик не проговорился: дело прошлое, и в свое оправдание можно было сказать самое главное.
— Ты же сидела тогда на камлании! — ответил он. — От духов Мельгайвача оградить.
— Что? Это так было со мной? — Пайпэткэ бросила на пол пыжиковые шкурки. — Люди просили? А людей натравил ты! Это значит, что ты с людьми делаешь, что захочешь?.. Глупая, глупая, глупая… — Она закрыла лицо руками, и из-под ее ладоней на грудь покатились слезы. — Тачана меня наказала, — отняла Пайпэткэ от лица руки, — а я подчинилась ей по привычке.
А если бы подумала лучше — ох, какой у меня слабый ум! — если бы догадалась людей расспросить, то всем вам назло ушла бы в лес, к стойбищу Мельгайвача, встречалась бы с ним. И хоть немного пожила бы в радости. И был бы теперь у меня ребенок…
— Да-а… — проговорил Сайрэ, раздумчиво моргая одним глазом. — С твоим умом что-то не то… Теперь я совсем хорошо вижу, что духи Мельгайвача жили в твоем теле. А знаешь ли ты, чьим ножом Эргэйуо ударил девочку? Ножом Мельгайвача. Поезжай к нему и спроси: менялся ли он с Эргэйуо ножами? Он подтвердит… А знаешь ли ты, почему не согласилась стать женой Эргэйуо? Потому что и в нем и в тебе жили духи, и ты не сама отказала ему. И Мельгайвач не мог взять тебя в жены — не мог же он жениться на своих духах! О, ты о себе только думаешь и ничего не знаешь…
В глазах Пайпэткэ потемнело. Она беспомощно опустилась на шкуры возле мешков.
— …А когда тебя прятали в мой тордох, то спасали детей, — продолжал старик. — И не ошиблись люди: на большом камлании что сказали? Что я был прав…
Если бы с Пайпэткэ случилась одна — вот эта беда, ей бы сейчас стало легче. Когда знаешь, с какой стороны подкралось несчастье, то уж непременно узнаешь, куда бежать. Но вся жизнь Пайпэткэ была словно накрыта черной ровдугой, и от еще более черной шаманской разгадки-путаницы ей стало совсем плохо. Так плохо, что она ничего уж не видела перед собой, ничего не могла услышать.
А как раз в это время донесся звонкий скрип полозьев и хруст снега под копытами бегущих оленей.
Сайрэ тревожно вскочил.
— Ке, встань… Потом… Ке… Гости… шкуры… в мешок… — зашептал он у самой двери.
Но Пайпэткэ так и не встала.
А Мельгайвач уже показался в тордохе.
— Гость? Мельгайвач? — отступая, спросил Сайрэ. — В такой мороз и ко мне?
— Рапыныл? [40] — поздоровался тот, сбивая с кухлянки иней.
40
Рапыныл? — Как живешь? (чукот.)
— Меченкин [41] , - ответил Сайрэ, внимательно разглядывая чукчу. — Я так понимаю — только большая нужда заставила тебя ехать ко мне.
— Очень большая нужда, — подтвердил гость. — Ехал к тебе, чтоб совет получить, чтоб поговорить с глазу на глаз, рот ко рту, уши к ушам, лицом к лицу.
— Что ж! Если приехал — значит, и говорить будем. Садись. — Сайрэ расстелил шкуру. — Ке, — ласково сказал он жене, — гостю с дороги надо бы чаю согреть.
41
Меченкин — хорошо (чукот.).
Пайпэткэ встала. Лицо у нее было чужим, почти мертвым, она не взглянула ни на Мельгайвача, ни на мужа — и стала бросать на угли тальник, даже не посмотрев, есть ли в чайнике лед или вода.
— Я готов слушать, — сказал Сайрэ, усаживаясь поодаль от гостя. — Жена моя мешать нам не будет, у нее свои, женские заботы и мысли. — Старик явно давал понять Мельгайвачу, увидевшему шкурки возле мешков, что жена вроде бы готовится стать матерью. Пайпэткэ поняла это и вдруг зло, с ненавистью глянула на старика. Но промолчала.