— Боже мой, как я тебя люблю!.. Не горюй, Тильда, скоро в Германии хлеба будет вдоволь. Не будь я Лекс Михаэлис!

С этими словами он отрезал себе ломоть, а остальное отодвинул в сторону.

— Что будет теперь с Германией, что будет со всеми нами, Лекс? — спросила она.

— Не знаю, Тильди, этого я пока не знаю, — задумчиво ответил Михаэлис.

Целый день они провели вместе, а вечером прошлись по городу и навестили знакомых.

На другое утро, едва только Лекс встал с постели, в дверь уверенно постучали. Он открыл и увидел перед собой советского солдата.

— Михаэлис? — глядя на бумажку, спросил солдат.

— Да, я Лекс Михаэлис, — удивлённо ответил хозяин.

Солдат протянул ему повестку. Матильда тоже успела прочесть её: Лексу Михаэлису предлагали немедленно явиться в комендатуру.

Михаэлис спокойно надел шляпу и накинул плащ.

— Ты вернёшься, Лекс? — дрожащим голосом спросила Матильда.

Солдат не понял этих слов, однако выражение лица женщины было настолько красноречивым, что он улыбнулся и произнёс:

— Да вы не бойтесь, ничего плохого с ними не случится.

Сказано это было по-русски, но улыбка на лице солдата подействовала ободряюще, и Матильда успокоилась.

Через несколько минут Лекс Михаэлис уже подходил к большому кирпичному дому, над входными дверями которого развевался красный флаг, а сбоку виднелась вчера только прибитая вывеска на русском и немецком языках: «Комендатура города и района Дорнау». Фасад здания и ворота были украшены красными полотнищами с лозунгами, написанными по-русски.

Солдат провёл Михаэлиса мимо часового, и через минуту они остановились у дверей, где стояло несколько стульев. Солдат прошёл в кабинет и сразу же вернулся, жестом приглашая Лекса войти.

Капитан Соколов поднялся навстречу посетителю.

— Прошу садиться, товарищ Михаэлис, — сказал он по-немецки.

Лекс сел в глубокое кресло. Он взял предложенную папиросу, с наслаждением затянулся, и у него даже голова закружилась — уж много лет не курил он такого табаку.

А капитан Соколов, обнаруживая знакомство с биографией Михаэлиса, стал расспрашивать его о том, когда он покинул Заксенгаузен, кто ещё оставался в лагере, как встретил его родной город. Потом разговор коснулся более общих проблем. Капитан интересовался мнением своего собеседника обо всём, происшедшем в Германии.

Михаэлис отвечал обстоятельно. Слово «товарищ», которое то и дело употреблял капитан, ободряло его. Лекс Михаэлис, долгие годы проведший в концлагере, почувствовал, что вернулся к жизни. Он говорил откровенно, подчас даже резко. Он рассказал о маленьком куске хлеба — всё, чем располагала его жена, — об её заботах и волнениях. Он говорил о рабочих города Дорнау и о детях, которым сейчас приходится очень туго, потому что ещё не налажена торговля продовольствием.

Если в первые минуты беседа касалась преимущественно самого Михаэлиса, то теперь разговор принял иной характер. Казалось, что именно здесь намечается будущее всего города. Они говорили о работе предприятий, о снабжении жителей хлебом и продуктами, об открытии школ и магазинов. Капитан Соколов слушал Михаэлиса с большим интересом.

Когда в разговоре наступила первая пауза, капитан сказал:

— А теперь, товарищ Михаэлис, прошу вас, пройдём наверх, к коменданту.

— Зачем? — спросил Михаэлис.

— Полковник хотел поговорить с вами.

Они поднялись на следующий этаж, вошли в кабинет полковника, и Михаэлис увидел приветливого седеющего человека с чисто выбритым, загорелым лицом. Полковник встал, и сразу бросилась в глаза подтянутость всей его фигуры. Лекса поразила удивительная плавность и уверенность каждого движения коменданта.

— Это товарищ Михаэлис, о котором мы уже говорили, — доложил Соколов.

— Садитесь, пожалуйста, товарищ Михаэлис, — видимо, ещё не свободно владея языком и потому особенно точно выговаривая слова, произнёс комендант. — Вы ведь только что вернулись из Заксенгаузена?

Лекс подтвердил. Он говорил и всё время чувствовал на себе спокойный, испытующий, словно оценивающий взгляд полковника.

— А что стало с вашими товарищами, местными антифашистами? — спросил комендант.

— Большинство погибло, — ответил Михаэлис. — Но есть надежда, что некоторые, как и я, ещё вернутся из концлагерей. Я даже слышал, что кое-кто уже объявился в городе.

Полковник с минуту помолчал. Его внимательные серые глаза снова остановились на лице Михаэлиса. Казалось, в эту минуту полковник Чайка решал какой-то очень важный для себя вопрос.

Михаэлис тоже молчал. Напряжение полковника передалось и ему, и когда Чайка, наконец, заговорил, Лекс даже вздрогнул.

— Мы пригласили вас, товарищ Михаэлис, — решительно сказал полковник, — для того, чтобы предложить вам должность бургомистра города Дорнау.

Он произнёс эти слова, внимательно следя за выражением лица Михаэлиса. В голубых глазах Лекса отразилось полное смятение. Они вспыхнули, но тут же взгляд его снова стал спокойным и твёрдым, как и прежде.