— То есть не понял?

— Ну, как объяснить… Пока я получала образование в учебных заведениях всего мира, меня окружало, слишком много мозговитых мальчиков, общение с которыми сводилось к сексу и обмену двусмысленными шуточками. Все разговоры с ними — даже в интимной обстановке — превращались в словесную дуэль: кто сострит пооригинальнее… Понимаешь, я всегда относилась к общению с сильным полом очень легко, как… к необходимому развлечению или развлекающей необходимости. Но у меня никогда раньше — только не смейся, Курт, — не было связи с таким взрослым мужчиной. А оказалось, сосуществовать с серьезным человеком, который намного образованнее и умнее меня, очень приятно. Мне это нравится: впервые не хочется из кожи вон лезть, чтобы показаться круче парня, с которым я сплю. Только не думай, что я раньше горела желанием, окружать себя кретинами и чувствовать себя на их фоне королевой. Просто сейчас я ничего себе не доказываю, не самоутверждаюсь, я всего лишь тянусь к твоему уровню, и мне приходится по вкусу стоять на ступеньку ниже.

— Весьма лестные слова, Лора, но я, честное слово, не настолько уж мудр и, главное, серьезен.

— Не в этом суть. Повторяю: мне очень хорошо с тобой, тепло, как под одеялом, по нервам ничего не лупит. Мы обретаемся вроде бы и вместе, вроде бы и параллельно, не мешая друг другу, доставляя друг другу удовольствие. И наше общение мне не надоедает, не приедается. А тебе?

— Аналогично.

— Так вот, меня полчаса назад посетила одна мысль. — Лора избегала смотреть ему в глаза и беспрестанно теребила обшлаг его рукава. — А что, если нам пожениться?

Курт испытал примерно то же, что и человек, который долго стоял около стены дома, обреченно ожидая падения на голову кирпича, но вместо этого внезапно провалился в разверзшийся под ним люк. Он попытался мысленно соорудить достойный и приличествующий ответ, но язык неожиданно зажил самостоятельной жизнью и произнес малокорректную тираду, на которую мозг даже не успел наложить вето:

— Какая дичь, Лора… Тебя просто опьянила сегодняшняя прогулка. Пошел активный синтез регуляторных нейропептидов, — отсюда и безумные мысли.

Оценив сказанное задним числом, Курт понял: он не осмелился бы на подобное заявление, будь на месте Лоры другая. Но Лора, сама постоянно высказывавшаяся крайне нелицемерно, не обижалась и на его откровенность и невозмутимо воспринимала такие фразы, услышав которые любая другая женщина закатила бы ему или истерику, или оплеуху.

— Мы не на семинаре, Курт. Я не желаю анализировать, какие химические реакции в моем организме заставили меня произнести эти слова. Но я их произнесла, потому что действительно этого хочу. Ты мне ответишь?

Курт уселся на диване и высвободил рукав из пальцев Лоры.

— Мы слишком недолго знаем друг друга, девочка.

— Достаточно долго, чтобы уразуметь, насколько наши отношения обоюдно комфортны. Согласись, фактически душевный и физический комфорт и есть счастье.

— По-твоему, этого хватит? Не надо относиться к браку, как к авантюре.

— Но не надо к нему относиться и как к каторге, Курт. По-моему, хватит. А чего не хватает тебе? Блаженства жарких безумств? Но они длятся от двух до шести месяцев, а потом опять приходится вернуться к тому, с чего мы начали: к спокойному удобству. Герой какого-то фильма сказал: «Брак — это когда мужчина и женщина спят в одной комнате, все время подкалывают друг друга, и ничего более».

— Ну да, ничего более… Цитата явно из комедии. Но мы живем в реальности, Лора. Брак — это постоянное существование вдвоем, ежедневное совершенствование системы взаимных уступок… Это бывает тяжело. Иногда, в некоторых ситуациях, даже несколько часов вдвоем тяжело провести.

— Но нам легко вдвоем и днем и ночью — сколько можно повторять одно и то же! Мы уже отработали систему уступок, и она далась нам элементарно. Мы подходим друг другу. Не занудствуй и не переходи на свой любимый тон проповедника. И заметь, я не обижаюсь на твои неуклюжие попытки отбиться. Я просто продолжаю наседать.

Она и сейчас называла вещи своими именами — следовало отдать ей должное. У Курта в голове крутился лишь один вопрос — «Зачем тебе это?!», но он не осмеливался его задать.

— Ты хочешь переехать в Эшфорд?

— Почему нет? Мне нашлось бы место на факультете… Если ты никак не можешь решиться, Курт, я готова дать тебе время подумать.

Это уже походило на фарс. Но Курт не позволил себе почувствовать унижение: ему на ум пришел последний аргумент, позволяющий «отбиться», сохранив достоинство.

— Так ты любишь меня, Лора?

Она посмотрела ему прямо в глаза ясно и честно.

— Я могла бы спросить тебя о том же, но не буду. Любовь — просто слово. Мы сейчас обсуждаем конкретные вопросы, а какой смысл в обсуждении чего-то эфемерного и чаще всего воображаемого? Пустое сотрясение воздуха. Возможно, то, что я испытываю, и называется любовью. А кто может дать ей точное определение? Это только тест-полосками все просто и наверняка: покраснела — ты беременна, посинела — пока дыши свободно. А у любви, насколько я понимаю, четких критериев нет — если она сама вообще есть. Один любит так, другой иначе, третий обожает, чтобы его лупцевали, французским батоном по заднице, а четвертый сходит с ума от курчавой белой овечки. Люди говорят: «Это извращение». А, по-моему, такого понятия в принципе нет — каждый имеет право на свой тип, вид и стиль любви. Скажу честно, Курт: я не рисую сердечек с твоими инициалами на замерзшем стекле и не шепчу в твое отсутствие нежные слова собственной подушке. Но я много думаю о тебе. Слишком много. Ты мне нравишься. Ты меня возбуждаешь. И ты же это возбуждение утоляешь…