18 сентября донцы замирились с азовцами и 22 сентября переправили в Азов царское посольство вместе с Кантакузиным.

Но после отбытия посольств, по свидетельству юртовского астраханского татарина, прибывшего с Дона, съехались казаки с моря и из городков всем войском и шумели на атамана Волокиту Фролова: «Ты-де у нас отпустил послов! Все равно уже мы заворовали; побить было всех, а как они будут назад из Царя-города, то мы их и тогда побьем, все равно наша служба государю не во что, выдает нас в руки недругам нашим, турецким людям; хотя с Москвы пришлют на нас и сто тысяч, то мы не боимся, даром нас не возьмут, с беремся в один городок и помрем все вместе, а если государь сошлется с турским и крымским царями и придут на нас ратные люди со всех сторон, то мы отойдем к черкасам на Запороги, они нас не выдадут». И торговые люди из украинных городов, приезжая на Дон, слышали, как казаки говорили про послов: «Ушли-де они у нас, сюда едучи, но не уйдут, назад едучи, непременно всех их побьем» [15] .

Так что провокация на Дону готовилась масштабная. Но, видимо, из-за противодействия разных группировок, (а они, несомненно, существовали среди визовых казаков и помимо запорожского «лобби»), донцы ограничились ни в чем не повинным Карамышевым, который в худшем случае был просто несдержан на язык.

Видимо, тогда же и на том же круге, 6 октября 1630 года, была написана донцами и отправлена в Москву повинная отписка, которая, между прочим, содержала не только покаянные нотки, но и нравоучительные.

Написали казаки, что они от божьей милости не отступники и царю «не изменники и не лакомцы», а служат с травы да с воды, то есть — бескорыстно. А истинную православную христианскую веру, в которой предки их и сами они породились и выросли, они помнят и крепко держат и вперед за нее против любого недруга хотят стоять «крепко и неподвижно». И за царя умирают, «вся любимая света сего отставя и телеса свои презрев». Именно будучи православными христианами, по религиозным так сказать соображениям, отказываются они теперь идти на помощь туркам, «потому что наша истинная православная христианская вера турчанам неприятна» и давно они хотят ее попрать и разорить.

Далее казаки стали приводить доводы мало понятные приземленным московским людям. «А другая статья, мы тебе, государю, послужим с турскими людьми над Литвою хотя и поисканье учиним, а слава будет турского Мурат салтана и турских людей, а не твоя, государева, и не нас, холопей твоих, служба прославится; за то нам, холопьям твоим, к турским людям мимо твоего царского величества на службу не хаживать».

Вот так, твердо и уверенно, заговорили они о своей казачьей славе, поставив ее наравне со славой царя.

Но дальше опять стали врать и выкручиваться, поскольку перешли к объяснениям, за что убили Карамышева. Свалили на бедного, что он хотел их бить и разорять и для этого связывался с крымцами и ногайцами. Спрашивали, дескать, они у Карамышева, а есть ли у него царский наказ или грамота, чтоб казаков карать. Если б была такая грамота, то они б сами свои головы на дровосеку положили. Но у Карамышева такой грамоты не было, и казаки, видя его, Карамышева, «над собою злоухищренье, от горести душ своих, за великую его неправду, того Ивана Карамышева обезглавили». В общем, убили за измену и превышение власти. Ложь заведомая…

Но потом, когда речь зашла о будущих взаимоотношениях Москвы и Дона, голос казачий опять окреп. «… И будет мы тебе, государю, и всей земле не надобны, и мы тебе, государю, не супротивники: Дон реку от низу и до верху и реки запольные все тебе, государю, до самых украинных городов крымским и ногайским людям распространим, все очистим, с Дону с реки и со всех запольных рек все, холопи твои, сойдем по твоему государеву указу».

Написав эту повинную отписку, в которой претензий и нравоучений было больше, чем раскаяния, собрали казаки двух ребят, Дениса Парфенова и Кирея Степанова, — «Езжайте, пострадайте за общество». И поехали они как на плаху.

Но когда эта отписка дошла до Москвы, напряженность между Доном и Москвой, абсолютно недопустимая в условиях совместной войны России и Турции против Польши, утратила свою остроту. Война опять не состоялась. Отвлекли турок персидские дела.

Когда русские посланники достигли Константинополя, польский посол успел заключить мир с турками. Визирь сказал русским послам: «Теперь у нас недруги не одни польские люди, со всех сторон у нас недругов умножилось, и нам теперь не до поляков, управиться нам с ними за их неправды не время». И султан русскому царю в грамоте в очень учтивых выражениях то же самое ответил.

Предупредительные меры запорожцев в целом пропали даром. Да и для Войска низового Запорожского многое в 1630 году поменялось. От морских просторов обратило Войско свои взоры на северо-запад, на Польшу.

И надолго. 4 апреля некий Тарас Федорович с запорожцами ударил на поляков, на Корсунь. Началась череда войн между черкасами и ляхами, измотавшая за полвека оба народа.

Для донцов любое изменение в Войске Запорожском имело важное значение. То, что запорожцы направили все свои силы на поляков, ослабило казачество на Черном море. Одни донцы не имели достаточно людей и стругов, чтобы воспроизводить прежние набеги во всем их размахе.