«Совещание редакторов ежедневных изданий Санкт-Петербурга признает необходимым, в особенности в настоящее трудное и тяжелое время, ныне же предоставить печати полную свободу сообщения фактов и событий общественной жизни и обсуждения их.

Собрание редакторов вместе с тем считает своим долгом заявить, что, по его совершенному убеждению, является необходимым созыв Земского собора для устроения государственного порядка в России. Собор этот должен состоять из свободно избранных представителей всех сословий и классов населения и пользоваться неограниченной свободой прений и постановлений. Собрания Земского собора должны происходить при полной гласности».

В «Телеграфное агентство» редакторы трижды собирались. В первый раз на их собрании были Сабанин и Теплов, но речи, произнесенные некоторыми редакторами, были прямо революционные, и названные два лица бежали из этого собрания. Особенно резко высказывался Набоков («Право»): ругал царя и проч. На третьем заседании прилагаемый текст был принят и подписан 12 редакторами, а первую редакцию — предложение обратиться к стачечникам, чтобы допустили вновь печатать газету, — Суворин (А.С.) и Комаров отказались подписать. Резко против этой меры высказался и Ухтомский. Максимович сказал, что вчера ночью арестовано 40 литераторов. Уже начинаются репрессии. Гейнц («Телеграфное агентство») сказал, что арестованы Набоков, Кедрин, Максим Горький, Гессен (редактор «Права») и многие другие. На улицах сегодня спокойно, толпы нет.

13 января.

Сегодня в «Правит. Вестнике» напечатано сообщение, подписанное министром финансов Коковцовым и Треповым, приглашающее рабочих приняться за работу и обещающее их охранять от нападений. В этом сообщении отсутствует всякое представление о министре внутренних дел, он как бы не существует. Все говорят, что Мирский de facto устранен, но он продолжает оставаться министром внутренних дел, уходить не хочет.

Вчера Гессе сказал Штюрмеру, что царь его спрашивал: «Скоро ли уйдет Мирский?» Как это дико слышать! Здесь все высказывают, что каждый лишний день пребывания Мирского министром все более и более усложняет и без того сложное положение России. Сегодня депеши, непропущенные цензурой, говорят про стачки в очень многих местностях. Неведомо, куда скрылся Гапон. Говорили сегодня, что его на это место избрал Зубатов и Плеве его утвердил.

14 января.

Был вчера Мосолов, говорил, что написано три проекта обращения царя к народу, но ни один из них ему не нравится. Мосолов сказал, что Трепов против печатания этого «слова», Сольский тоже против, а Воронцов настаивает, спешит, чтобы это «слово царя» было скорее напечатано. Теперь нельзя быть уверенным, что «слова царя» послушаются, лучше выждать, чтобы порядок водворился, и все вошло в обычную колею, тогда можно видеть — печатать такое «слово» или нет. А теперь будет впечатление, что струсили, поспешили извиниться, дают обещания и проч. Сегодня эти проекты Фредерикс подал царю и будет просить царя, чтобы сразу не решался, сначала обсудили бы еще раз эту мысль.

Когда царь прочтет и если одобрит один из проектов, то снова соберутся вместе — Фредерикс, Воронцов, Сольский, Рихтер и Трепов — решать, в какой форме это сделать.

Мосолов говорил, что дознание по делу выстрела 6 декабря привело к такому результату, что небрежное отношение к своим обязанностям как офицеров, так и артиллерийских солдат прямо более чем возмутительно. Вел. кн. Сергей Александрович желал, чтобы это дознание было опубликовано. Теперь будет еще производиться следствие.

Говорят, будто 9 января царица-мать уехала из Аничкова дворца в простой карете — так испугалась!

15 января.

Штюрмеру сказал Гессе, что царь прислал приказ Мирскому немедленно прислать бумагу о назначении Дедюлина петербургским градоначальником. Мирский тотчас же отправил царю к подписи эту бумагу и к ней приложил две бумаги — в одной была его отставка, в другой — просьба об 11-месячном отпуске. Указ о Дедюлине тотчас же был возвращен Мирскому к исполнению, а другие две бумаги остались у царя.

По телефону сегодня Мосолов говорил, что ждет нетерпеливо метлу, которая бы смела трех лиц из Министерства внутренних дел — Мирского, Лопухина и Дурново. Сказал он также, что вчера те три лица, о которых я писала вчера, совещались насчет «слова царя» и все были того мнения, что раньше надо, чтобы все успокоились, и тогда царь примет депутацию от рабочих и скажет им «слово», которое затем облетит всю Россию.

Трепов теперь играет большую роль, Мирский стушеван совсем. П. М. Лазарев говорил, что программа Мирского, когда он принял министерство, была самая симпатичная, но он не сумел с нею справиться. Он намеревался:

1) достичь примирения правительства с населением;

2) снять со всего, по возможности, опеку и

3) вызвать представителей.

Говорил Лазарев, что Мирский глупо сделал, что, вызвав земцев 6 ноября, не открыл сам этого съезда, что при условиях, в которых прошел этот съезд, не следовало его допускать.

16 января.

Узнала сегодня, что Трепов все газеты взял под свою цензуру.

Вспоминаю, как раз Гапон у нас обедал. Пришел он тогда к нам с московским рабочим Соколовым. Гапон на вид маленький, худенький, очень юркий, держащий нос по ветру. Говорил он все время в тон Е. В., но в его словах и ответах чувствовалась фальшь. В то время он был руководителем одного рабочего клуба, а теперь, когда движение началось, он руководил уже 12 клубами, — за это время он развивал свою разрушительную деятельность. Затем, впервые после нашего с ним свидания, заговорил о Гапоне полицмейстер Григорьев, у которого в участке находится Путиловский завод, где именно и была главная квартира этого негодяя, что ему очень много тревог и забот с Гапоном. В то же время Ланговой сказал Коковцову, что надо убрать Гапона, что он мутит рабочих. Когда же Коковцов сказал об этом Фуллону, тот ответил, что, пока Гапон с рабочими, он спокоен — у них будет порядок. Теперь же Фуллон говорил Столпакову, что давно просил арестовать Гапона. Где тут правда — трудно разобрать.