— Разрешите мне! — хмуро попросил Докукин.

Волобуев-Герке облегченно вздохнул, а Р2Д2 посмотрел на своего зама с тем выражением, с каким немощный отец обесчещенной девицы смотрит на внезапно появившегося отмстителя. Докукин вышел на трибуну, исподлобья оглядел зал, будто запоминая в лицо самых бессовестных крикунов.

— Попрекать возрастом заслуженного ученого — это нехорошо! — начал Докукин строго. — Три холодильника на даче — тоже не преступление. Жена на служебной машине разъезжает — не здорово, но простительно, хотя, конечно, молодая тридцатилетняя женщина могла б и на общественном транспорте. Но это частности. А вот дать внуку от первого брака квартиру за счет наших лимитов — это, Игорь Сергеевич, непростительно! Говорю это вам как коммунист коммунисту! Не-про-сти-тель-но!

— Откуда вы знаете? — спросили из зала.

— Все документы шли через меня. Копии в сейфе. Могу показать!

Зал заревел. Волобуев-Герке энергично замотал головой, чтобы из самых последних рядов стало видно, как он поражен этим внезапным разоблачением. Горкомовец, закинув очки на лоб, строчил с чисто болдинским вдохновением. Р2Д2, словно помолодевший от обиды, вскочил и засеменил к трибуне…

Рассказывали, однажды Шаргородский, вызванный к Сталину, на вопрос, почему он не борется с вредительством в химической промышленности, смело ответил:

— Мне такие факты, Иосиф Виссарионович, неизвестны.

— А если хорошенько подумать?

— Неужели вы полагаете, товарищ Сталин, что я могу вам отвечать, не подумав самым тщательным образом?

Кремлевский горец засмеялся — и в химической промышленности в течение года почти никого не арестовывали.

Подковыляв к трибуне, Р2Д2 вдруг как-то сразу снова постарел, даже одряхлел, зашатался и начал судорожно ловить посиневшими губами воздух, а чтобы не упасть, уцепился за трибуну.

— Врача! — заволновались в зале.

Докукин и Волобуев-Герке бросились к академику, но никак не могли отцепить его костлявые, покрытые старческими коричневыми пятнами пальцы от трибуны. Из кабинета гражданской обороны уже тащили брезентовые носилки и бежала медсестра, неся наполненный шприц в высоко поднятой руке. Наконец академика отодрали и понесли, а к микрофону уже мчался, на ходу по-оперному прочищая горло, Чубакка:

— Требую продолжения прений! Мы возмущены…

…Расходились поздно, до тошноты наоравшись и напринимав ворох резолюций и открытых писем.

— Ну и как тебе человечинка? — спросил Башмаков Каракозина.

— Дерьмо! На следующий день госпитализированный в кремлевскую больницу Р2Д2 отрекся от престола «в связи с пошатнувшимся здоровьем и необходимостью закончить научную монографию». Срочно созвали общее собрание, чтобы, по новомодному поветрию, выбрать директора. Кандидатов было два — Докукин и Каракозин, но Рыцарь Джедай после двухчасовой беседы в горкоме партии отказался. В своей тронной речи Докукин пообещал, что скоро у каждого сотрудника НПО «Старт» будет на даче по три холодильника, а для начала — в альдебаранском буфете появится свежее пиво.

Народ заликовал.

Каракозину многоопытный Докукин великодушно предложил организовать и возглавить Комитет научных работников в поддержку перестройки и ускорения (КНРППУ). После этого Джедай совершенно забросил работу и даже обивку дверей, редко появлялся в лаборатории, организовывая митинги, собрания, шествия. Однажды он зазвал Башмакова на заседание политсовета Краснопролетарского народного фронта. Когда вечером они подошли к обсаженному голубыми елями белоснежному зданию райкома, на ступеньках уже толпились несколько неважно одетых молодых людей. Один из них, одетый чуть опрятнее других и похожий на хмурого, начитавшегося взрослых книжек ребенка, опирался на металлический костыль.

— Верстакович, председатель политсовета Фронта, — представился он и значительно пожал Башмакову руку. — Кандидат исторических наук.

— Башмаков, начальник отдела… Кандидат технических наук.

— Хорошо, что вы с нами! — строго похвалил Верстакович и пытливо поглядел в глаза Олегу Трудовичу. — Техническая интеллигенция — движущая сила нашей революции. Рабочий класс куплен или спился. Крестьянство деморализовано и генетически ослаблено. Гуманитарии отравлены марксистской идеологией. Остаетесь вы — техническая интеллигенция.

— Олег Трудович и в райкоме работал! — гордо наябедничал Каракозин.

— Замечательно. Нам очень нужны люди, знающие аппарат! Мы не имеем права на ошибку. Сапер должен знать устройство мины, которую должен обезвредить…

Тем временем по ступенькам спустился маленький лысый юноша в затертой курточке. В глазах его стояли слезы, а губы тряслись:

— Ну вот…

— В чем дело? — Верстакович нахмурил детские брови.

— В комнате, которую нам обещали, занятия!

— Какие еще занятия?