— Да больно он нам нужен! — раздались возмущенные выкрики, а все тот же насмешливый голос терпеливо пояснил:

— Ваш, с позволения сказать, благородный жеребец сам запёрся в наши хранилища биологических разработок и сожрал целый тазик заготовленного для птицефабрики магически активного ячменя! А потом с перепугу уничтожил почти всю лабораторию и вылил на себя экспериментальный химикат. Дальше рассказывать? Или подождем, пока вы упакуетесь в сети для лучшего восприятия проблемы?

Ник что-то пробормотал, и Борька встал как вкопанный.

— Серьезно? — Он с тревогой обернулся к Нику. И тут его жуткая клыкастая голова плавно сменила цвет с зеленого на лиловый. Перья на длинной шее стали жесткой щетиной, а сама шея вдруг втянулась и стала шире. — Ой, мамочки!

— Слушаем внимательно! — крикнул Ник белым балахонам, покосился на стражников, замерших неподалеку с саблями наголо, и предложил: — А может, спуститесь? Что-то неинтересно вас против солнышка разглядывать.

— А нам неинтересно быть рядом с вами, когда вашу животину разорвет в клочья. Только сперва она сойдет с ума и станет буйной.

Ответ биолога-экспериментатора мне совсем не понравился. Ник зло скрипнул зубами, и только Борька был в неведении о своей скорбной участи, расшифровав сказанное по-своему:

— Это что же вы мне такое дадите, что мне опять так захорошеет?

Но ему никто не ответил. Тогда я вдохнула побольше воздуха и что есть мочи завопила:

— Если с Борьки упадет хоть волос, вам не поздоровится! Я скажу папеньке, какими опытами вы занимаетесь с живностью, и наше государство прекратит с вашим любые отношения!

— Ой, напугала! — вякнул все тот же голос. — Да от вашего клочка земли у нашего правителя только изжога! Вроде и договор есть, а исполнять его ради крошечной горстки едоков — нет ни желания, ни прибыли!

— Тогда мы расскажем всем союзным царствам-государствам о ваших магических экспериментах! Да еще припугнем! Мы тоже можем быть конкурентоспособными с нашими настоящими курицами, баранами и коровами! — Эх, что ж я батю-то не слушала, когда он мне экономику государства и основы управления объяснять пытался? Теперь бы не пугала несуществующими угрозами, а резала бы правду-матку!

Но… кажется, говорун в белом балахоне от моих угроз слегка смутился и примирительно сбавил тон:

— Ну чего греха таить, неувязочка вышла с конем-то вашим, господа хорошие. А посему предлагаю спокойненько разойтись. Вы живите в нашем славном граде сколь душе угодно, а как соберетесь отчалить — денежку на въезде заплатите. За вход и за выход! И за то, что сорвали нам отличнейший эксперимент вашим говорливым непарнокопытным!

— Это что же получается?! — возмутился Ник. — За то, что вы лишите нас средства передвижения — магического, смею заметить, — мы вам еще и заплатить должны?!

— Заплатите вы как раз за то, что мы сохраним жизнь вашему «средству передвижения» да еще дадим препарат, способный впоследствии вернуть ему его формы! — Говорящий подошел к самому краю крыши и уже тише закончил: — Это будет стоить вам пятьдесят золотых!

— У нас нет столько! — отрезал Ник, с нежностью погладил лысый, чешуйчатый затылок Борьки и полез в карман. — Но у меня есть кое-что другое. Какой у вас обменный курс рубля к самоцвету?

Балахоны пошушукались, наш собеседник достал какое-то приспособление, щелчком раскрыл его, превращая в три небольшие лопасти, и шагнул с крыши. Лопасти завертелись и, тихо жужжа, понесли его сорванным цветком белой лилии к мостовой.

Шагнув на камни, мужчина спрятал механизм и не спеша направился к нам.

— Рад, что мы нашли с вами общий язык. — На ничем не примечательном лице немолодого мужчины появилась надменная ухмылка.

— А с кем мы имеем дело, если не секрет? — Ник не сводил с него глаз.

— Я — мэр этого города. Назначен царем Берендеем десять лет назад, а благодаря моему уму и изобретательности этот пост будет за мной вечно. Так что… в каком-то роде я — повелитель Болотной Гати и, по секрету, ее прапрапраправнук.

— Ага, сам себя не похвалишь — никто не похвалит, гатский правнук! — во весь голос заржал Борька, заставив бледное, одутловатое лицо мэра пойти красными пятнами.

А в следующее мгновение четыре задних ноги жеребца исчезли, исчез и удобный бронированный панцирь. Я вдруг почувствовала, что сижу на чем-то мягком, неустойчивом, и, чтобы не упасть, вцепилась в Никиту, с изумлением разглядывая новое Борькино тело. Теперь он стал походить на огромную курицу с пышным коротким хвостом. Голова нашего бедного коняги тоже трансформировалась и чем-то напоминала голову свиньи с клювом, а вот шея осталась прежней: короткой, покрытой жесткой щетиной.