Почти любого.

«Черная буря» вполне могла «пережечь» радиомаяк, примерно с вероятностью пятьдесят на пятьдесят, и тогда драгоценный груз уже никогда не найти. Конечно, результат можно воспроизвести, но генетика невесомости — слишком сложная наука, граничащая с искусством и простым везением. Может быть удастся, может быть — нет. Может быть, чтобы получить новые растения, пригодные для размножения, придется потратить еще десять лет. А решение продовольственной проблемы не ждет — слишком тяжело далась победа в последних конфликтах, сотрясавших мир менее полувека назад.

Они рискнули, потому что не могли не рискнуть, при молчаливом согласии начальника станции, и почти выиграли у судьбы и природы — капсула была найдена. Она стояла посреди тесного жилого отсека «Многоножки» — здоровенный кубический ящик, оставшийся после сброса тепловых экранов, парашютной системы и амортизаторов. Но обратно уже не успели. Налетевшая стихия полностью отрубила связь и навигацию, закрутила компас и превратила вездеход в беспомощную скорлупку, вздрагивающую под ударами ветра и снежных демонов. Время шло, закончилось топливо, иссякал запас аккумулятора. Еще несколько часов — и лютый антарктический холод запустит щупальца под металлопластиковую обшивку, нащупывая человеческие тела, жадно высасывая из них тепло и жизнь.

— Пора решать, — произнес механик. — Пора.

Метеоролог кивнул. Оба они избегали смотреть на капсулу.

— С «Востока» не пробьются, самолет с Большой Земли сдует к черту, — сказал Вандышев и закашлялся, прикрывая рот рукой в толстой перчатке. Воздух на самом южном континенте Земли невероятно сухой, он обезвоживает и дерет глотку как раскаленное марево самой жаркой пустыни. — Баллистический на Плесецке уже наверняка готов, может быть даже стартовали, но без точной радиопривязки у них будет погрешность до пяти километров. У них экранированная аппаратура, нас рано или поздно найдут. Но…

Он умолк и посмотрел на глухой борт с задраенным иллюминатором, за которым бесновалась и выла свирепая буря, раскачивая и сотрясая вездеход.

— Скорее поздно. Опоздают… — закончил за него Сергей, тоже кашлянув. Каждый вдох словно шуршал по носоглотке невидимым ежиком, царапая слизистую. — Почти наверняка опоздают.

— Такое дело, — неуверенно вымолвил механик, устремив взгляд на серый куб с образцами. — В общем… Пора решать.

Он не закончил, молчал и метеоролог. Сбрасываемая капсула представляла собой защищенный сейф с многослойной теплоизоляцией, автономной батареей и подогревом. Если вскрыть ее, места хватит как раз на одного человека. Получится саркофаг с подогревом, который гарантированно сохранит чью-то жизнь. Конечно, придется вытащить все образцы, которые вымерзнут и погибнут.

Потенциально бесценная зелень и человеческая жизнь на разных чашах весов — что ценнее? При этом помощь может подоспеть в любой момент. А может быть продукт орбитальных лабораторий окажется бесполезен в плену вязкого земного притяжения.

Почему в жизни выбор всегда оказывается так сложен?..

Они молча сидели друг напротив друга, на скамейках-топчанах. Тихо гудел вентилятор, прогоняя сквозь решетку радиатора теплый воздух. В полутьме слабо светилась лампочка аварийного освещения. Скоро отопитель замолк, остался только светлячок лампы.

— Знаешь, я когда буржуйская Реставрация накрылась, работал сторожем на автостоянке, — вдруг заговорил механик, глядя на тлеющий огонек в клетке защитной сетки. — Удобств никаких, только будка из досок и лампа под потолком. И, помню, пошел страшный ливень. А работа такая — не отсидишься. Вымок до нитки. Так я о чем… — он помолчал, безмолвно шевеля губами. — Носки промокли, я их на лампочке и сушил. Вот на такой же. И самое интересное — неплохо так сохли, только из черных почему то рыжими стали…

Выл буран, по стенкам что-то скрежетало, словно скребли ледяные когти скрытых во мгле чудовищ. Из-под потолка послышался тихий треск — углы подернулись белесой пленкой, словно паук начал плести снежные тенета.

— Рыжие носки, — проговорил метеоролог. — Наверное, красиво было.

Оба рассмеялись, тихо, чтобы не тревожить иссушенное горло и не тратить тепло.

— Полежу, а ты сам разберешься, — пробормотал Вандышев, укладываясь на скамье, подтягивая колени к подбородку. — Полежу… — повторил он еще тише и отвернулся к стене.

Борисов долго смотрел на его спину в темной куртке на меху. По мере того как уходили минута за минутой, он клонился вперед все сильнее и сильнее, сложив руки на груди, словно пряча огонек свечи. Наконец, он уперся лбом в прохладную гладкую стенку капсулы. Провел рукой по верхнему краю, словно подрагивающие пальцы могли ощутить тепло, надежно спрятанное изоляторами внутри кубического ящика.

Все-таки самая страшная битва — это та, которую приходится вести с самим собой, подумал молодой метеоролог. Так легко ощутить в поражении сладкий привкус победы, так легко уступить железным доводам рассудка…