Мальчуган еще некоторое время изучал Тему, потом решительно подошел и взял его за руку:

— Пошли, сделаешь трубочку. Ты тоже большой.

— Вася, мальчику некогда, наверное. Что ему твоя трубочка? — слабо запротестовала мать им вслед.

Вернувшись из аптеки, Саша застал в кухне шумное общество: Васю, Маню, Никитку и соседнего восьмилетнего Геню. Тема сидел на полу рядом с мыльницей, наполненной пеной, и бумажной трубочкой пускал разноцветные пузыри. Каждый пузырь вызывал крики восторга.

— Ты извини, что я так задержался, — сказал Саша. — Очередь была.

— Саша! Саша! — закричали дети, бросаясь к брату. — Тема умеет пузыри какие пускать!

— Подряд семеро штук! — округляя глаза, баском сообщил Вася.

— Цепочкой летят! — радостно говорил Геня.

— Вот он покажет тебе! Покажи, Тема! — подпрыгивала и хлопала в ладоши Маня.

— Подружились, я вижу, — сказал Саша. — В другой раз, ребята, он с вами поиграет. Нам надо заниматься. — Он снял с гвоздя полотенце и подал его поднявшемуся с пола, несколько смущенному Теме. — Вымой руки и пойдем.

— Чего тебе в конце концов от меня надо? — Тема смотрел на Сашу исподлобья, нахмурив густые брови. В глазах горело возмущение. Полные губы Темы дрогнули, как у обиженного ребенка. — Уже полторы недели у меня не было ни одной двойки.

— Тебя это огорчает? — прищурился Саша. Он сидел с подчеркнуто хладнокровным видом, откинувшись на спинку стула и скрестив руки на груди. Лишь в уголках рта да где-то в глубине глаз бродила затаенная усмешка.

Тема отвернулся с досадой. Взгляд его наткнулся на чисто выбеленную стену. Тема чуть не показал стене язык. В эту минуту он ненавидел и стену, и аккуратный листок расписания уроков на ней, и карты, висевшие справа и слева от стола, и стопки учебников, и даже настольную лампу под абажуром из зеленой гофрированной бумаги.

Скоро три недели, как он вынужден через два вечера на третий любоваться невыносимым порядком на Сашином письменном столе. Они сидят в этой белоснежной кладовке без окон, превращенной Сашкой в «кабинет», отрезанные от всего мира с его радостями. И он, Тема, обливаясь потом, выкарабкивается из лабиринта задач и примеров. Саша старательно выбирает самые трудные задачи и задает ему на дом столько, сколько никогда в жизни не задавал ни один школьный учитель.

— К следующему разу снова все повтори о квадратном уравнении!

В невозмутимо спокойном голосе Саши Теме слышится издевательская нотка, и ему хочется пнуть ногой стол.

— Следующего раза не будет! — гордо заявляет Тема. — Ты деспот проклятый!

За дверью, на которую накинут крючок, послышался шорох, какая-то стукотня, точно кто-то нетерпеливо притопывал каблуком об пол, потом явственно донесся вздох, и в замочную скважину раздалось протяжное:

— Те-ема-а!

— Вася, уходи от двери! — строго сказал Саша. — Иначе Тема никогда больше не придет!

За дверью утихло. Тема пробубнил, не глядя на Сашу:

— Замашки у тебя самые тиранские. Как все равно у… Бирона какого-нибудь. Дышать не даешь.

— Историей ты занимаешься самостоятельно, и, я бы сказал, превосходно, — отозвался Саша. — Тем не менее твое мнение о Бироне меня не интересует. Зато представление об органах дыхания у тебя самое неопределенное.

Вчера, когда Георгий Иванович тебя вызвал, ты спутал бронхи с трахеей.

— Ах, трахея? — Тема засмеялся деланным, каким-то дрожащим смехом. Он и сам почувствовал, что язвительность ему в свой смех не удалось вложить, и от этого еще больше обозлился ка Сашу. Ноздри у Темы раздулись.

— Если говорить с анатомической точки зрения, то у меня уже зрачок выгнулся и зрительный нерв заболел на тебя смотреть!

Саша усмехнулся.

— Зрачок — это просто дырка. А если к завтрашнему уроку физики ты не выучишь на отлично все законы Ньютона, то…

— Случится землетрясение или в городе остановятся все трамваи, — насмешливо перебил Тема.

— На транспорте твое невежество в области физики безусловно отразится… Только не на городском.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Подумай и догадайся. Напрасно и пушечку я тебе разрешил отдать, и поросенка этого. Словом, если у тебя не будет пятерки по физике, Вася не получит паровоза.

Тема побагровел.

— Какое тебе дело? — закричал он сдавленным голосом; от негодования у него перехватило горло. — Это совершенно тебя не касается! Я обещал, мы уговорились! Он… ждет паровоза!