Хуню и Сянцзы взошли на мост, и их обдало холодом. Сянцзы задрожал. Обычно, когда он катил через мост коляску, бег поглощал все его внимание: он боялся оступиться, и ему некогда было глядеть по сторонам. Сейчас он мог спокойно осмотреться, но картина, представшая его глазам, вселила в его сердце страх: серый лед, покачивающиеся тени деревьев, скорбно-белая пагода; казалось, что все это вот-вот дико завопит и помчится вскачь. На белокаменном мосту было особенно пустынно и жутко, даже фонари горели каким-то леденящим мрачным светом.

Сянцзы не хотел идти дальше, не желал смотреть вокруг и тем более оставаться с Хуню. Он с удовольствием бросился бы вниз головой, пробил лед и замер в глубине, как мертвая рыба.

— Ну я пошел, — буркнул он и повернул обратно.

— Значит, до двадцать седьмого! — бросила Хуню вслед удаляющейся широкой спине Сянцзы. Она взглянула на пагоду, вздохнула и пошла по мосту.

Сянцзы шагал быстро, словно за ним гнался сам дьявол. Он шатался как пьяный и возле Туаньчэна [19] едва не наскочил на стену. Оперся на нее и чуть не расплакался. Так простоял он несколько минут, как вдруг со стороны моста донесся голос Хуню:

— Сянцзы, Сянцзы, иди сюда!

Он медленно пошел назад, к мосту. Хуню шла ему навстречу, и рот ее был полуоткрыт в улыбке.

— Иди сюда, Сянцзы, я тебе кое-что дам…

Не успел он сделать и десятка шагов, как она оказалась рядом.

— Возьми свои тридцать юаней! Здесь недоставало несколько мелких монет, так я добавила. Держи! Видишь, как я к тебе отношусь — пекусь о тебе, душой болею. Ничего мне не надо, только не будь неблагодарным. Бери да хорошенько спрячь. Потеряешь — пеняй на себя!

Сянцзы взял деньги — целую пачку кредиток, — постоял молча, не зная, что сказать.

— Ну, ладно, увидимся двадцать седьмого! — засмеялась Хуню. — Не пожалеешь! — И она пошла обратно.

Сянцзы держал деньги и растерянно глядел ей вслед, пока она не скрылась за мостом.

Луна снова спряталась за облака, ярче загорелись фонари. На мосту было пустынно, холодно, бело. Сянцзы повернулся и бросился бежать как сумасшедший. Но до самых ворот дома перед глазами его стоял белый безлюдный мост.

У себя в комнате Сянцзы первым делом пересчитал кредитки. Пересчитал несколько раз — от потных рук бумажки слипались. Наконец засунул их в копилку и, присев на край кровати, тупо уставился на свою глиняную сокровищницу. Он решил пока ни о чем не думать. С деньгами можно найти выход из любого положения. Он был уверен, что эта копилка разрешит за него все вопросы, и ему незачем ломать себе голову. Юйхэ, Цзиншань, белая пагода, Хуню, ее живот… все это сон. А когда Сянцзы пробудится, в его копилке будет тридцатью юанями больше. Только это и есть правда!

Наглядевшись вдоволь на копилку, он спрятал ее и решил хорошенько выспаться. Во сне забываются и не такие неприятности; К тому же утро вечера мудренее…

Он улегся, но не смог сомкнуть глаз. События, словно пчелы, кружились вокруг него, жужжали и жалили, причиняя острую боль.

Он не хотел ни о чем думать, да, пожалуй, и не мог — Хуню отрезала ему все пути. Он не видел выхода.

Проще всего было сбежать из столицы куда глаза глядят. Однако Сянцзы согласился бы даже сторожить пагоду на Бэйхае, лишь бы не возвращаться в деревню. А что, если уехать подальше? Но он не знал города лучше Бэйпина и не в силах был его покинуть. Даже умереть он хотел бы только здесь.

А если он останется, тогда и вовсе не о чем раздумывать. Хуню сделает, как сказала. Пока своего не добьется, все равно не отстанет. И всюду его разыщет. А с ней шутки плохи! Обозлишь ее, она, чего доброго, втянет в это дело Лю Сые. А тот подкупит одного-двоих, — больше и не надо? — и прихлопнут его где-нибудь в темном углу.

Сянцзы вспоминал слова Хуню и чувствовал, что попал в западню. Он был связан по рукам и ногам. Ему была трудно разобраться во всех хитростях этой женщины, но одно он знал точно: из ее сетей не ускользнет даже самая маленькая рыбешка! Сянцзы чувствовал, как на него наваливается нечто огромное и давит непомерной тяжестью.

Не в силах избавиться от гнетущих мыслей, Сянцзы думал, что, видно, вся жизнь рикши заключается в одном слове — «горемыка». Раз ты рикша, знай свое дело и не связывайся с бабами. Свяжешься — попадешь в беду. У Лю Сые — богатство, у Хуню — бесстыдство, вот они и будут помыкать тобой. Значит, нечего и гадать. Хочешь жить — пойди поклонись Лю Сые, назови его крестным отцом, а потом женись на этом чудище. А недорога жизнь — плюнь на все и ни о чем не думай.

Дело тут не только в Хуню. Просто такая уж у рикши жизнь! Как ребенок может без причины стукнуть собаку, так и на рикше любой может выместить гнев, надругаться над ним. Стоит ли дорожить этой жизнью? Эх, будь что будет!