Вероятно, быстрые и суровые распоряжения прокурора вызвали у остальных такое чувство, словно захлопнулась ловушка или западня. Во всяком случае, Буллен вдруг вспыхнул или, вернее, взорвался, потому что голос его прогремел в тишине парка.

— Я даже не дотронулся до него! — закричал он. — Клянусь, я к этому непричастен!

— А кто говорит, что вы причастны? — спросил Гаркер, зорко взглянув на него. — Что вы раскричались? Вас никто не трогает.

— А что вы так смотрите на меня? — злобно выкрикнул молодой человек. — Думаете, я не знаю? Мои проклятые долги и виды на наследство вечно у вас на языке!

К удивлению Марча, Фишер не принял участия в стычке. Он отвел в сторону герцога и, когда они отошли подальше, сказал ему просто и спокойно:

— Уэстморленд, я перейду прямо к делу.

— Ну, — сказал тот, бесстрастно глядя ему в лицо.

— У вас были причины убить его.

Герцог продолжал глядеть на Фишера, но, казалось, лишился дара речи.

— Надеюсь, что у вас были причины убить его, — продолжал Фишер мягко. — Дело в том, что положение не совсем обычное. Если у вас были причины, вы, по всей вероятности, не виновны. Если же у вас их не было, то вы, по всей вероятности, виновны.

— Что за чушь вы несете! — рассвирепел герцог.

— Все очень просто, — продолжал Фишер. — Когда вы пошли на остров, Гук был либо жив, либо мертв. Если он был жив, его, по-видимому, убили вы. В противном случае непонятно, что заставило вас молчать. Но если он был мертв, а у вас были причины его убить, вы могли промолчать из страха, что вас заподозрят… — Он помолчал, потом рассеянно заметил: — На Кипре очень красиво, правда? Романтический пейзаж, романтические люди. У молодого человека вполне может голова закружиться.

Герцог вдруг стиснул руки и хрипло сказал:

— Да, у меня была причина.

— Тогда все в порядке, — заметил Фишер, протянул ему руку и облегченно вздохнул. — Я так и знал, что это не вы. Конечно, вы перепугались, когда увидели. Словно сбылся дурной сон, верно?

Тем временем Гаркер, не обращая внимания на выходку оскорбленного Буллена, вошел в дом и тотчас же возвратился очень оживленный, с пачкой бумаг в руке.

— Я позвонил в полицию, — сказал он, обращаясь к Фишеру. — Но кажется, мне уже удалось проделать за них большую часть работы. По-моему, все ясно. Тут есть один документ…

Он осекся под странным взглядом Фишера, который заговорил, в свою очередь:

— Ну, а как насчет тех документов, которых тут нет? Я хочу сказать — уже нет. — Помолчав, он добавил: — Карты на стол, Гаркер. Вы слишком поспешили просмотреть бумаги. Может, вы искали что-то, чтобы… ну, чтобы другие этого не нашли?

Гаркер и бровью не повел, только косо взглянул на Фишера.

— Мне кажется, — мягко продолжал тот, — потому вы и солгали нам, будто Гук жив. Вы знали, что вас могут заподозрить, и не осмелились сообщить об убийстве. Поверьте мне, теперь гораздо лучше сказать правду.

Бледное лицо Гаркера внезапно покраснело, словно озаренное адским пламенем.

— Правду! — вскричал он. — Вашему брату легко говорить правду! Вы все родились в сорочке и хвалитесь незапятнанной добродетелью потому, что вам не пришлось красть эту сорочку у другого. А я родился в меблированных комнатах! Я должен был сам добывать себе сорочку! И если, пробивая себе дорогу, нарушишь в юности мелкий и, кстати, весьма сомнительный закон, всегда найдется старый вампир, который будет всю жизнь сосать из тебя кровь.

— Копи в Гватемале, верно? — сочувственно заметил Фишер.

Гаркер вздрогнул. Помолчав, он сказал:

— Очевидно, вы знаете все, как господь всеведущий.

— Я знаю даже слишком много, — ответил Хорн Фишер, — но, к сожалению, совсем не то, что нужно.

Трое остальных подошли к ним, но, прежде чем они приблизились, Гаркер сказал голосом, который снова обрел твердость:

— Да, я уничтожил одну бумагу, но зато нашел другую, которая, как мне кажется, снимает подозрение со всех нас.

— Прекрасно! — сказал Фишер весело и громко. — Посмотрим.

— Поверх бумаг сэра Айзека, — пояснил Гаркер, — я нашел письмо от человека, по имени Гуго. Он грозил убить нашего несчастного хозяина именно таким образом. Это нелепое письмо, одни издевки — можете взглянуть сами, — но в нем упоминается, что Гук всегда удит рыбу на острове. И главное, он сам признает, что пишет письмо в лодке. А так как, кроме нас, на остров никто не ходил, — тут губы его скривились в улыбке, — преступление мог совершить только тот, кто приплыл на лодке.