— Вот именно, — скромно вставил Энгюс, — пока в кондитерской люди пьют кофе. Что ж, сэр, ценю ваш здравый смысл. Вы правы, надо действовать. Об остальном поговорим после. Минут десять — пятнадцать назад я подходил к витрине, и ручаюсь, никакой бумаги там не было. Значит, он не мог далеко уйти. Однако он и не близко, мы его не догоним. И вообще мы даже не знаем, в какую сторону он пошел. Если хотите послушать моего совета, мистер Смайс, сейчас же свяжитесь с каким-нибудь энергичным сыщиком, лучше всего частным. Я знаю одного на редкость толкового; его контора в пяти минутах езды на машине. Зовут его Фламбо. Он провел несколько бурную молодость, но теперь он безукоризненно честен, и голова у него золотая. Живет он в Хэмстеде, в Лакнаусских Домах.

— Странно, — произнес человечек, поднимая черные брови. — Я сам живу там рядом, в Гималайских Домах. Хотите поехать со мной? Я зайду к себе за этими письмами, а вы сходите за вашим другом-сыщиком.

— Вы очень любезны, — вежливо ответил Энгюс. — Разумеется, чем быстрее мы будем действовать, тем лучше.

В порыве неожиданного великодушия оба церемонно простились с девушкой и вскочили в быстрый маленький автомобиль. Смайс взялся за руль, и, когда они завернули за угол, Энгюс улыбнулся, увидев гигантскую рекламу «Безмолвной прислуги Смайса»: огромная железная кукла без головы несла кастрюлю, а под нею красовалась подпись: «Кухарка, которая никогда не сердится».

— Я и сам пользуюсь их услугами, — сказал, смеясь, чернобородый человечек. — Отчасти для рекламы, отчасти ради удобства. По правде говоря, мои большие заводные куклы и в самом деле приносят уголь, кларет и расписание поездов гораздо проворнее любого живого слуги. Надо только знать, какую нажать кнопку. Но, между нами говоря, и у них есть недостатки.

— Вот как! — сказал Энгюс. — Значит, они не все могут?

— Да, — спокойно отвечал Смайс. — Они не могут сказать, кто доставляет мне угрожающие письма.

Автомобиль Смайса был такой же маленький и юркий, как и его хозяин; собственно говоря, хозяин сам его смастерил. Смайс был помешан на рекламе, но, во всяком случае, он верил в свои изделия. Пока, срезая повороты, Смайс и Энгюс мчались по белой ленте дороги в неживом, но ярком свете раннего вечера, автомобиль словно становился все меньше и невесомее. Скоро дорога стала еще извилистей и круче — они поднимались по спирали, как современные мистики. Дорога шла вверх, в ту часть Лондона, которая расположена так же высоко, хотя и не так живописно, как Эдинбург. Уступы поднимались над уступами, а над ними, в золотых лучах заката, возвышалось огромное, как пирамида, здание, которое и было целью их поездки. Когда они завернули за угол и въехали на изогнутую полукругом улочку, застроенную с одной стороны, все изменилось так резко, словно перед ними внезапно распахнули окно. Они очутились у подножия многоэтажной громады, возвышающейся над Лондоном, над зеленоватым морем кровель. Напротив, по другую сторону усыпанной гравием дуги, тянулся заросший кустарником скверик, похожий не столько на сад, сколько на зеленую стену или живую изгородь. Немного ниже блестела полоска воды, бежавшей по каналу, который наподобие рва окружал эту крепость. Машина пронеслась мимо расположившегося на углу продавца каштанов, а в другом конце дуги Энгюс различил синюю фигуру полисмена, медленно расхаживавшего взад и вперед. Больше никого не было здесь, на тихой окраине, и Энгюсу показалось, что эти двое олицетворяют безмолвную поэзию Лондона. У него вдруг возникло такое чувство, словно они — персонажи какого-то рассказа.

Автомобильчик пулей подлетел к дому и, как бомбу, выбросил на улицу своего хозяина. Смайс тут же принялся расспрашивать рослого раззолоченного посыльного и низенького швейцара в жилете, не разыскивал ли кто-нибудь его. Те заверили, что с минуты, когда он в последний раз их расспрашивал, мимо них никто не проходил, после чего Смайс и слегка озадаченный Энгюс ракетой взлетели в лифте на верхний этаж.

— Зайдите на минутку, — сказал запыхавшийся Смайс. — Я хочу показать вам письма Уэлкина. А потом можете сбегать за вашим другом.

Он нажал спрятанную в косяке кнопку, и дверь сама отворилась.

Дверь вела в длинную просторную переднюю, уставленную большими человекообразными автоматами, стоявшими вдоль обеих стен, словно портновские манекены. Как у манекенов, у них не было голов; как у манекенов, у них были чрезмерно широкие плечи и выпуклая грудь, а в остальном они напоминали человека не больше, чем любой автомат высотою в человеческий рост. Вместо рук у них было по два больших крюка, а чтобы удобнее было различать, их окрасили в зеленый, ярко-красный и черный цвет. Во всех прочих отношениях они были просто автоматы и вряд ли могли привлечь внимание. По крайней мере, в ту минуту никто на них и не взглянул, — между двумя рядами механических слуг лежало нечто более интересное, чем все машины на свете, вместе взятые. Это был обрывок белой бумаги, исписанный красными чернилами, и, едва успела распахнуться дверь, как проворный изобретатель схватил его. Ни слова не говоря, он передал бумагу Энгюсу. Красные чернила не успели еще высохнуть. Записка гласила: «Если вы сегодня были у нее, я убью вас».

Они помолчали, потом Айседор Смайс спокойно произнес:

— Хотите виски? По-моему, не мешает выпить.

— Благодарю. Я предпочел бы повидать Фламбо, — сказал Энгюс мрачно. — Как видно, дело принимает серьезный оборот. Я немедленно иду за ним.

— Вы правы, — сказал Смайс удивительно бодрым тоном. — Ведите его сюда поскорее.

Однако, закрывая за собой дверь, Энгюс увидел, как Смайс нажал на какую-то кнопку и один из заводных идолов, сойдя с места, двинулся по желобку, неся поднос с графином и сифоном. Было как-то жутко оставлять маленького человечка наедине с неодушевленными слугами, которые ожили, едва закрылась дверь.

Шестью ступеньками ниже все тот же швейцар в жилете возился с ведром. Энгюс остановился и, посулив чаевые, выманил у него обещание оставаться на месте и следить за всеми незнакомцами, которым вздумается войти в дом до того, как он вернется с сыщиком. Затем он бросился вниз и дал такие же распоряжения стоявшему у дверей посыльному, от которого узнал, что в доме, к счастью, нет черного хода. Не удовольствовавшись этим, он остановил полисмена и уговорил его встать напротив дома и наблюдать за подъездом. Наконец, он задержался на минуту, чтобы купить на пенни каштанов и заодно расспросить продавца, долго ли тот намерен пробыть на улице.