— Надо разогнать это сборище богатеев!

— Здесь нет никого, кроме граждан! — завопил низенький потный депутат, в этот момент оказавшийся на трибуне.

— У-y! Всех вон!

Дюпертуа со своей пикой и головой Феро скрылся из виду. Улюлюканье и крики «Вон!» теперь сменили гимн, но оратор стоял на своем, не унимался:

— Здесь нет ни бедных, ни богатых!

— Лжец!

— Вон! У-лю-лю!

Делормель оттеснил маленького депутата, сам залез на трибуну в надежде утихомирить мятежников, прибрав к рукам их лозунги, чтобы тем ловчее повернуть их по-иному.

— У тебя брюхо богатея! — крикнула ему торговка из Чрева Парижа.

— А ты сама богата, гражданка?

— Вот уж нет!

— Однако твой живот стоит моего.

— Это ни о чем не говорит!

— Вот и я о том же.

В толпе наконец раздались смешки, это разрядило напряжение. Делормель получил слово, и он его не упустил:

— Я прибыл сюда из Кальвадоса. Там я был простым кровельщиком. Революция меня возвысила. И вот я стою перед вами, такой же, как вы, потому что я вышел из народа.

— Ты вышел из него, но в нем не остался!

— Молчи, негодяй! Молчи! У нас в Нормандии людям, чтобы выжить, приходится варить похлебку из травы, у них больше ничего нет…

— У нас тоже!

— Ты супчик из корней не пробовал, гражданин?

— Я пробовал, — сказал Делормель. — И мне также известно, что генерал Баррас отправился в провинцию с намерением путем реквизиций добыть продукты, нужные, чтобы прокормить Париж. В это самое время из Нанси, из Компьеня, из Шартра уже выезжают огромные обозы зерна.

— Времени больше нет!

— Чего вы требуете? Хлеба? Он на подходе.

— Упразднить комитеты! — выкрикнул какой-то бойкий малый, размахивая топором.

— На голосование! — возгласил депутат из тех, что занимали первые ряды.

— Чем же вы их замените?

— Комиссией в новом составе, и пусть возьмут на учет зерно и хлеб, выпустят из тюрем патриотов, а наши секции объявят себя постоянно действующими!

— Что ж, — сказал Делормель, удивленный притязаниями этого бойкого субъекта. — Пусть решает председатель.

И он поднял глаза на Буасси д’Англаса, но тот как воды в рот набрал.

— Он устарел, этот председатель!

— Другого! Другого!

Говорильне конца не будет, сообразил Делормель, но санкюлотам надоест. Им подавай обещания? Почему бы и нет? Подумав так, он в то же мгновение заметил у выхода Тальена, тот прошел под аркой и скрылся из виду.

Незадолго перед осадой Тюильри Комитет общественной безопасности из предосторожности удалил оттуда мюскаденов. Они возбуждали у мятежников слишком сильную ненависть, их бы всех перебили. Итак, они, расположившись в отдаленных уголках парка, нежились меж грядок на травке в тени деревьев. Им выдали деньги и ружья, переписав их поименно в полицейский регистр; самые недоверчивые, среди которых были Сент-Обен и его приятель Дюссо, отказались фигурировать в этом списке и ограничились тем, что смотрели, как жандармский лейтенант объясняет добровольцам ружейные приемы, ведь многим никогда еще не случалось хотя бы разок выстрелить. Сент-Обен посмеивался, глядя на унылую физиономию лейтенанта, принужденного возиться с рекрутами, которые из всех видов оружия предпочитали болтовню.

— Ружье заряжают в двенадцать приемов…

— Двенадцать? Почему двенадцать? — переспрашивал мюскаден с собранными в шиньон волосами.

— Потому что по уставу! Я повторяю. Открываете полку…

— Это как?

— Вот здесь, шпак несчастный!

— Ну, открываю. Ой, чуть ноготь не сломал!

— Берете патрон…

— Где, черт возьми? — морщился другой щеголь.

— В походной сумке.

— Я тут ничего не вижу…

— Она у вас что, пустая? Вам такую выдали?

— Ах нет… Но ее ремень портит форму моего редингота.

— Так что вы видите в вашей походной сумке? — багровея, вопрошал офицер.

— Два бумажных свертка.

— Так вот, это и есть ваши патроны, дуралей! Два пакета по пятнадцать патронов в каждом!

— Не кричите, лейтенант…

— Чтобы взять патрон, разорвите обертку…

— У меня нет ножа, — плаксиво тянул тощенький юнец в зеленом.

— У меня тоже, лейтенант. Чем же мне?..

— Зубами!

— Но у нас же будет полон рот пороху!

— Какой у него ужасный запах, лейтенант!..

Тальен, размахивая руками, шагал по аллее. Он представил отчет комитетам и только что выступил с предостережениями перед двумя сотнями завербованных юнцов:

— Бунтовщики сейчас диктуют свои законы! Они притащили пушки своих секций! Они терроризируют Собрание, убили Феро!

— Феро?

— Депутата от Пиренеев. Они спутали его с Фрероном.