Успенский Владимир Дмитриевич
Шрифт:
Поздравляю тебя с Первомаем и желаю здоровья и счастья.
Нелька 28 апреля 1942 г.»
Минувшие зимние месяцы были для генерал-полковника Гудериана самыми трудными в его жизни.
Оставшись не у дел, он отсиживался в своей берлинской квартире, никуда не выезжая и никого не принимая. Он и рад был бы увидеть старых знакомых, узнать новости. Но знакомые опасались наносить визиты опальному генералу.
Закутавшись в теплый халат, он часами полулежал в мягком кресле, порой задремывая. Даже днем в его кабинете было полутемно — он не разрешал раздвигать шторы. Потрескивание дубовых поленьев в камине напоминало далекие выстрелы.
Он велел убрать любимую картину, ту самую, на которой был изображен Наполеон, ведущий своих солдат к победе.
Болело сердце. Маргарита почти не отходила от мужа. Сама накрывала стол, стараясь не волновать Гейнца, тихо сидела с вязаньем в углу кабинета. Изменив многолетней привычке, она спала теперь в одной комнате с ним, спала чутко, вздрагивая от его кашля и стонов. А ему было приятно сознавать, что хоть один верный и преданный человек находится рядом.
Во время французской кампании и в России Гудериан не забывал о себе. Ему хватит средств безбедно дожить до глубокой старости и оставить кое-что сыновьям. Другое удручало его. Находиться почти на вершине славы — и вдруг очутиться в безвестности! Неужели о нем совсем забыли, неужели фюрер не верит в него, как не верит во многих других генералов, смещенных после неудач на востоке? Нет! Гейнц слишком много сделал для Третьей империи, чтобы его вычеркнули из списков.
Он ждал хоть какого-нибудь благосклонного знака со стороны фюрера. Ждал в Берлине, ждал на курорте, куда почти насильно увезла его Маргарита и откуда он постарался скорее приехать в столицу.
Возвращение к жизни началось солнечным весенним утром. Ему позвонили из рейхсканцелярии. Говорил старший адъютант фюрера полковник Шмундт. Он справился о здоровье, сказал, что с удовольствием, как и раньше, посидел бы с генералом за рюмкой хорошего вина. Гудериан, разумеется, не возражал.
Вот она, первая весточка! Уже то, что Шмундт позвонил по служебному телефону, говорило о многом. Нет, этот хитрец не поедет в гости просто так, по личному расположению.
В этот день в доме были раздернуты все шторы, комнаты наполнились солнцем. Полотер трудился над паркетом в гостиной и кабинете. Гудериан надел парадный мундир со всеми отличиями.
Шмундт чопорно раскланялся с Маргаритой, вручил ей букетик полевых цветов. Перед генералом щелкнул каблуками. Рослый, немного неуклюжий, он вел себя так просто, улыбался так искренне, что Гудериану, при всей его подозрительности, хотелось верить: Шмундт от души радуется встрече.
За кофе беседовали о пустяках, о том, какая теплая выдалась весна и что лето снова обещает быть жарким. Потом перешли в кабинет. Разговор начал Шмундт.
— Господин генерал, что вы думаете о дальнейших операциях на востоке? — с оттенком официальности спросил он.
— Я плохо знаю обстановку, — у Гудериана скривились тонкие губы. — Да и вряд ли мое мнение может иметь сейчас какое-то значение.
— И все-таки вашим мнением интересуются. — Шмундт многозначительно помолчал. — В конце концов, вы всегда были откровенны со мной, и вы знаете, как высоко я ценю ваш ум и ваш опыт.
Гудериан не торопился с ответом. Уши Шмундта — это уши фюрера. И надо ответить так, чтобы не вызвать недовольство Гитлера.
— Мы обязаны наступать, — медленно произнес он. — Нам необходимо наступать летом и добиться решительной победы. Иначе война станет затяжной, силы русских окрепнут, рано или поздно начнут действовать активно англичане и американцы. Старый закон остается в силе — мы должны бить противников поодиночке.
— Да, — сказал Шмундт. — В этом вопросе нет никаких разногласий. Сейчас идут споры о том, где наступать. Фронт слишком велик, и мы не можем позволить себе роскошь рваться вперед на всех направлениях. Сейчас нужно выбрать одно, главное.
— Вы имеете в виду московское?
— У сторонников наступления на Москву есть веские доводы. Столица большевиков по-прежнему остается нашей основной целью.
— Но к каждой цели ведут разные дороги, — возразил генерал, сразу определивший мнение Шмундта. — Русские, безусловно, ожидают удара в этом направлении. Здесь у них сосредоточены резервы, здесь созданы мощные укрепления.
— Вы правы, — согласился Шмундт. — Фюрер не хочет идти этим путем. Он не произносил слово «Москва» и не желает слышать его. Фюрер рассматривает другие варианты. А между тем, — усмехнулся Шмундт, — подготовка к наступлению на Москву идет уже не первую неделю.
— Я не совсем понимаю…
— Фельдмаршал фон Клюге получил приказание имитировать подготовку к штурму столицы русских. В его штабе разработан план, настоящий план, со всеми подробностями. В нем предусмотрены даже такие детали, как проведение авиаразведки вплоть до рубежа Волги, печатанье листовок и заготовка дорожных указателей. Уже само название плана — «Кремль» — говорит о многом. План размножен в двадцати двух экземплярах, и существует уверенность, что с одним экземпляром ознакомилась русская разведка. Кроме того, соответствующую информацию получили наши союзники, итальянцы и румыны. А вам известно, как умеют они сохранять секреты.