И вот передо мной Штын, вернувшийся (или возвращенный) в то же состояние, в каком я увидел его впервые. Его обращение к наркотикам (понятия не имею, что такое кристаллический мет, но, судя по названию, никто из людей, хотя бы немного заинтересованных в своем психическом здоровье, к этой дряни даже не притронется) чревато, потому что у Штына свои исторически сложившиеся отношения с медпрепаратами. Для нашей книгопечатной операции это серьезная угроза. Душевный покой Штына мне, разумеется, дороже денег, но при этом нельзя забывать, что промедление ставит под удар Антонию и «Гоупойнт».

— Ушла? Люси тебя бросила? Когда?

— Вчера вечером. Нет, позавчера. Один день у меня вроде как выпал.

— Что ж ты не позвонил?

— Пытался. Ты не отвечал. Звонил и Даймонду. А он, прикинь, в этом сраном Нью-Йорке позирует в кашемировом шарфике на фоне развалин Всемирного торгового центра.

— Бери пальто и поехали. Поживешь у меня, — сказал я.

— Не, брат, надобно дело доделать.

— Это не к спеху.

— Нет. Я и так уже напортачил. Не могу я тебя подвести, Уильям. Не могу. Ни тебя, ни тех парней и девчат.

— А справишься? Все-таки две копии. Целых шесть томов.

— Но это не значит, что работы вдвое больше. Нужно только добавить пару хитрых штришков, чтобы они отличались. Корешки, края, отстав и так далее. В общем, я все сделаю. Буду работать всю ночь. И завтра тоже.

Штын говорил так, будто это проще простого, но я-то знал, как он корпит буквально над каждым листом. Он настоящий мастер подделки. Когда-то был классным переплетчиком, но в один прекрасный день подрядился реставрировать старые книги из затопленного подвала. И сразу же уяснил, что на зыбкой границе между реставрацией и репродукцией есть чем поживиться. В его пестрой жизни случались дела и похлеще, так что эта работа для него — детская забава.

— Хочешь, останусь на ночь? Кофе будешь? Тост с мармайтом?

— Вали уже отсюда, приятель. Тебе ж с утра на работу.

Он развернулся, запустил руку за воротник и куда-то задумчиво уставился. Пожалуй, стоило оставить его в покое… Выходя, я заметил, как что-то юркнуло под верстак. Мне показалось, будто за мной наблюдают крохотные черные глазки. Штыну я об этом ничего не сказал.

Дверь его мастерской выходила прямо на клетевой подъемник — один из тех, что и по сей день служат лифтами в перестроенных пакгаузах. Штын вышел и открыл мне клеть.

— Звони, если обдолбишься метом, — сказал я.

Клеть медленно пошла вниз, а он, нацелив на меня обкусанный золотой палец, ответил:

— Удачи, Уильям.

Не знаю, что именно я увидел под верстаком в мастерской Штына. Люди крайне несведущи во всем, что касается бесов и их естества. Едва ли не в каждой книжной лавке найдется что-нибудь вроде энциклопедии демонов или справочника «Бесы от А до Я». Но какая же берет досада, когда эти книги оказываются всего лишь перечислением разнообразных экзотических божеств. Например: «Вельзевул — божество филистимлян, почитаемое в городе Аккароне». Или: «Асмодей — персидское божество гнева». Они и в бесы-то попали лишь потому, что иудеохристиане сочли их конкурентами.

Никакие это не бесы. Они не входят в список из тысячи пятисот шестидесяти семи, блистательно составленный Гудриджем. В общем-то, если вам нужен длинный перечень божеств, одного индуизма хватит, причем с лихвой. Даймонд Джез в молодости учился у сикхов, и он говорит, что богов в индуизме бессчетное множество, по последним известным мне данным — свыше трехсот тридцати миллионов. Вот такие пироги. Само собой, всякий, кто пытается их подсчитать, находится во власти демона, которого Гудридж определил как «беса исчисления непостоянных величин».

Погруженный в эти мысли, я дошел до Кингз-Кросса. Огни уже гасли; в подворотне одного из магазинов стоял мужик в грязной потрепанной шинели. Когда я с ним поравнялся, он что-то квакнул в мою сторону. Я принял было его за чиновника, который занимается переписью бездомных, и прошел мимо, но через пять или шесть ярдов остановился и повернул обратно.

Теперь я посмотрел на этого бедолагу повнимательнее. Налипшие на чумазое лицо волосы. Дорожки от слез (уверен, они самые) теряются в бороде. И он, похоже, при последнем издыхании.

Он выкатил на меня глаза:

— Страшное дело, верно? Пытаюсь надыбать чашечку чая.

— Шеймас, не так ли? Мы на днях встречались у Отто. Вы вместе служили в Персидском заливе.

Он отвел глаза в сторону:

— Хорош уже.

Мне показалось, что он говорит не со мной.

— Как жизнь, Шеймас? Прости, конечно, но видок у тебя затрапезный.

— Чашечку чая неплохо бы.

Я мог бы сунуть ему пару фунтов и спокойно шагать дальше. Но все мы прекрасно знаем, что такое «чашечка чая». Поэтому я спросил, слыхал ли он о «Гоупойнте». Он сказал, что да. Я вытащил визитку, накарябал на обороте адрес «Гоупойнта» и пару слов для Антонии, сунул ему в руку. Шеймас выглядел разочарованным. Затем я додумался поймать такси и затолкал беднягу в салон.