— Вам плохо? — заботливо спрашивала киоскер, прильнув к окошку.

Я попросила газету, плюхнулась на скамью неподалеку и стала читать. Смысл прочитанного дошел не сразу. Я по несколько раз читала одно и то же предложение, возвращалась взглядом к фотографии Машки, и все, что успевала понять к тому моменту, разом исчезало из памяти. Я смотрела на ее лицо и начинала реветь, жалко всхлипывая…

Все же мне удалось успокоиться, и смысл статьи наконец-то дошел до меня. Если верить человеку, подписавшемуся «П. Карасев», Машка убила своего шефа. Случилось это в среду, в 9.30 утра. «Неужели кто-то способен верить в такую чушь?» — хотелось заорать мне, но людям, которые шли мимо, было наплевать и на мои слова, и на газету с Машкиным лицом на первой странице — вчерашние новости мало кого занимают.

А новости были такие. Машка состояла в любовной связи со своим шефом. Человек семейный, он вскоре начал ею тяготиться и дал Машке отставку, но почему-то не уволил. В этом месте Карасев сделал предположение, что Машка его шантажировала, собираясь сообщить жене об измене благоверного, а у супруги проблемы с сердцем. Но, насколько я знала, у мадам Угловой проблемы с печенью, своего муженька она считала ничтожеством, открыто появлялась везде с любовником, и меньше всего на свете ее интересовало, как проводит время благоверный. Очень трудно мне было представить ее безутешной вдовой, хотя, может быть, и правда рыдает дни и ночи напролет, но не это меня сейчас интересовало. Итак, в среду, в 9.20 утра Машка вошла в кабинет своего шефа, а в 9.30 раздались два выстрела. Сбежались граждане со всего этажа и обнаружили душераздирающую картину: в кресле, ткнувшись лицом в стол, Углов с развороченной выстрелом головой, а в нескольких шагах от него Машка с пистолетом в руках. Оружие принадлежало Углову, и хранил он его тут же, в верхнем ящике стола. При виде граждан Машка впала в буйство, кричала что-то нечленораздельное, но оружием никому не угрожала. Мало того, поспешно отшвырнула его подальше от себя, а потом попыталась выпрыгнуть в окно. Явившаяся по звонку милиция внятных ответов на свои вопросы не услышала, присутствующие сошлись во мнении, что Машке необходим врач. Так она оказалась в психушке. Карасев зря времени не терял, Машкину биографию изучил основательно и не преминул упомянуть о судимости и о лечении от наркотиков в одной из клиник. Портрет был законченным: неуравновешенная девица, которая пристрелила любовника, узнав, что он ее бросил. Банальная история, если бы любовник не являлся одним из заметных представителей областной администрации. «Разумеется, господин Углов не мог не знать о прошлом своей секретарши, в противном случае неясно, куда смотрела служба безопасности», — заметил автор. Далее тон статьи менялся, шло сухое перечисление фактов: было произведено два выстрела, в грудь и в голову, оба смертельные, пули выпущены из пистолета, принадлежащего Углову, что подтвердила экспертиза, стреляли с очень близкого расстояния, свидетели утверждали, что одежда и даже лицо Машки забрызганы кровью. Ни в кабинете, ни в приемной никого, кроме нее и жертвы, не было. Истерика лишь подтверждает Машкину виновность. Ее состояние до сих пор далеко от нормы, давать показания она отказывается. Вот и все.

Я прочитала статью еще раз. Как бы убедительно ни звучали доводы автора для других, я-то знала: Машка не могла убить Углова, не могла выстрелить в человека в упор, даже если он умудрился довести ее до бешенства… Чем, интересно? Дурацкими придирками? Она к ним давно привыкла. И уж ее точно бы не взволновало его решение дать ей отставку, скорее она бы вздохнула с облегчением.

Машка Углова не убивала, именно это мне предстояло доказать другим. Забыв про осторожность, я позвонила Рогозину по мобильному.

— Вернулась? — спросил он вместо приветствия.

— Надо встретиться, — сказала я, и через двадцать минут мы сидели с ним в Семеновском парке, точно двое влюбленных.

Погода мало располагала к отдыху на природе, а мое настроение тем более.

— Что произошло? — хмуро спросила я, тряхнув газетой, которую продолжала держать в руках.

— То, что я предсказывал, — ответил Рогозин не спеша, глядя куда-то поверх берез, росших напротив. — Углов давно не устраивал господина Долгих, и тот поспешил от него избавиться.

— Кому понадобилось подставлять Машку?

— Подставлять? — переспросил он.

— Вы ведь не думаете, что она в самом деле… — Я не успела договорить, Рогозин весьма выразительно пожал плечами.

— Надеюсь, что нет. Хотя… Полозов умеет убеждать людей.

— Я не верю, что это она.

— Естественно. Я бы на вашем месте тоже не поверил.

— Не трудитесь убеждать меня в том, что я могу ошибаться. Лучше давайте подумаем, как найти настоящего убийцу.

— Настоящий убийца мне хорошо известен — это господин Долгих. И его причастность к убийству Углова, а также и нескольким другим я и собираюсь доказать.

— А Машка?

Он вроде бы удивился.

— Сейчас мы все равно не сможем ей помочь.

— Вы знаете, где она?

— В психиатрической больнице, в первом отделении, проходит интенсивную терапию.

— Ей колют всякую дрянь, чтобы она превратилась в идиотку?

— А вы хотели бы, чтобы ей кололи то, к чему она давно пристрастилась?

— Вы мне поможете? — резко спросила я, а он усмехнулся.

— Я же сказал…

— Я сейчас не об этом. Вы поможете мне вытащить Машку?

— Как? Взять больницу штурмом? На тот случай, если вас такая идея посетила, предупреждаю: охрана там не хуже, чем в тюрьме, да и найти Марию будет непросто. Так что шею вы себе свернете, а ей не поможете. Но если вы даже каким-то образом смогли бы… Что дальше? Вы должны понимать: и она, и вы сразу станете мишенями.

— Что же делать?

— Работать, — вздохнул он. — Претворять в жизнь намеченный нами план. И когда…

— А Машка будет оставаться в психушке? — не выдержала я.

— Поверьте, больница — это самое безопасное место для нее на сегодняшний день. Мы ей не поможем, то есть мы можем помочь, лишь действуя строго в рамках закона.

Он еще что-то говорил, но я его не слушала. Меня переполняло отчаяние, а еще злость. Я была уверена: останется Машка в психушке или переместится в тюрьму, для Рогозина значения не имеет, у него собственные планы, и Машкина трагедия, по большому счету, его не волнует, а если и волнует, то только как возможность зацепить Долгих.

Пытаясь найти выход, я позвонила Рахманову. Он был в зоне недосягаемости и пребывал там весь день. Вечером я звонила ему домой, и каждый раз срабатывал автоответчик. Я поехала к нему на квартиру, уже догадываясь, что все мои труды напрасны. Консьерж мне дверь не открыл, заявив, что Рахманова нет дома, хотя я увидела свет в окнах его квартиры. Рахманов не желал со мной встречаться, но я с маниакальным упорством стремилась к этому и утром появилась в его офисе. На входе меня остановил охранник и вежливо попросил удалиться.