— Нет. Это было общее решение. Мы считали, так процесс приобщения жителей к джинниту пойдет быстрее.

— Ты же любила деревья. Говорила, что не представляешь мира без цветущих садов. Господи, Аз! Во что ты превратилась?

— Ты не поймешь этого, пока не обратишься к песку. Там, — она подняла руку, указывая в сторону пустыни, — может быть что угодно. Ты видишь только пыль, а нам являются образы небывалые и прекрасные.

— Интересно, какие образы являются Ибрагимову? — Алтарев начал злиться.

— Ошибки неизбежны. Но цель стоит того, — по ее лицу пробежала тень.

— Вы не в состоянии справиться с одним безумцем, а если их станет пять? Десять? Что тогда?

— Ты говоришь о том, чего не понимаешь. В нашей дальнейшей беседе нет смысла. — Она направилась к выходу.

— Постой! Ты вот так уйдешь? Даже сына не повидаешь?

— Нет.

Дверь скрипнула, открываясь. Он бросился за женой, выбежал в коридор.

Никого.

Хаким с размаху впечатал кулак в стену. Принялся выкрикивать оскорбления и мольбы в пустоту. На крик сбежались стражники. Они уверяли, что никого не видели. Алтарев ворвался в комнату, заказал в синтезаторе бутылку водки. Налил прозрачную жидкость в стакан, жадно выпил. Алкоголь должен был согреть его, расслабить, но эффект был прямо противоположный. В глубине души Алтарева медленно набухало семя льда. Погруженный в свои переживания хаким не слышал, как за стеной тихо плачет маленький мальчик.

— Она ушла, а через два дня на резиденцию напали. Прошло столько времени, а я до сих пор помню все в подробностях. Это и в самом деле были химеры. Не птицы и не звери. Очень шустрые, прыгучие и сильные. Стражникам удалось подстрелить нескольких, но большая часть проникла внутрь. — Алтарев провел пальцами по шраму, рассекающему левую бровь. — Я сражался. Вход в апартаменты узкий, мне удалось задержать их. Тогда самые ловкие взобрались по стене, вошли через балкон. Меня разоружили, загнали в угол. Наверное, в этот момент я впервые искренне верил в бога. Однако химеры пришли не за мной. Два существа — самые крупные и больше всего похожие на людей — двинулись к комнате Егора. Наверное, они выбили бы дверь, но та открылась сама собой. На пороге стоял мой сын. Один из пришельцев протянул к нему руки и вдруг распался, рухнул на пол грудой песка. Через мгновение то же самое случилось с другими уродцами в комнате. Некоторые из них распадались полностью. От других оставались кости. Пустые черепа падали на пол, словно бильярдные шары. Потом мне часто снился этот стук. Когда все было кончено, Егор вышел в коридор. Через мгновение там тоже застучали бильярдные шары.

Сын вернулся, улыбнулся мне. Я спрашиваю: Егорушка, как тебе это удалось? А он: понимаешь, папа, они очень хотели исчезнуть. Вот я и помог им. Можно было прямо из комнаты, но они хотели, чтобы с ними кто-нибудь побыл в последний момент. Я говорю: как это у тебя получается? А он: не знаю. Я это всегда умел. Вот когда почтенный Рахматов ушел на небо, ты очень хотел стать хакимом. Я помог. И когда дядя Надир хотел, чтобы мама на площадь не пошла, — тоже.

Мы еще долго говорили. И чем больше он рассказывал, тем страшнее мне становилось. Вся наша совместная жизнь представилась спектаклем. А режиссер стоял передо мной и улыбался знакомой улыбкой женщины, которую я любил.

Надир видел, как вспыхивает и гаснет безумный огонь в глазах хакима. Алтарев не врал. Он действительно верил в то, что говорил. Кулиев бросил взгляд на спящего мальчика. Неужели это правда?

— Но как это возможно? — ребро сильно болело. Сильный удар у тебя, Федор.

— Когда мы зачали Егора, Азиза уже была заражена джиннитом. Это внутриутробная настройка. Стопроцентная совместимость. Понимаешь? Стопроцентная!

— Что значит — заражена?

— Мы замечаем только крупные фракции песка, в крайнем случае пыль. То, что не фиксирует глаз, не стоит нашего внимания. Мы глотаем джиннит и вдыхаем его с тех пор, как обнаружили месторождение. Сами того не ведая, мы настраиваемся на него, а он — на нас. Можешь сказать, когда ты последний раз болел?

Надир попытался вспомнить и не смог. Алтарев усмехнулся:

— Вот видишь, ты даже не задумывался об этом. Песок исподволь проникал в каждого жителя города, но сабы получали куда большую дозу. Апофеозом этого слияния стало полное замещение базовых частиц организма человека модулями джиннита. Первый раз мы увидели это на площади.

— Преображение, — прошептал Надир, — преображение возможно…

— Верно! А Егор… — Алтарев погладил сына по голове. — Егор стал жертвой этого преображения.

— Но это не объясняет, зачем ты держишь его на транквилизаторах.

— А тебе бы хотелось, чтобы твою жизнь корректировал подросток? У него это получается само собой, как в туалет сходить. Скоро начнется период взросления, первая любовь, срывы, стрессы, приступы неожиданной радости и меланхолии. Ты не хуже меня знаешь, что творится в сознании взрослеющего мальчика. Через год от этого мира не осталось бы ничего. Все выкрутасы безумца Ибрагимова по сравнению с этим — детский лепет.

— Ты настолько не веришь в своего сына?

— Я боюсь его. — Алтарев сгорбился, опустился на койку и стал похож на старого стервятника. — Сначала Азиза, потом Егор. Этот мир отнимает у меня всех, кого я люблю.

Транспорт остановился. Мотор продолжал работать, но ощущения движения не было.

На запястье хакима ожил коммуникатор.

— Что у вас? — В голосе Федора слышалась усталость.

— Здесь что-то странное, мы не можем понять, — отозвался стражник, — что-то блокирует колеса.