– Твоего отца убили, – произнесла она чуть ли не по слогам. – Это что, не безобразие?

– Еще какое, – не стала я спорить.

– А все из-за этой кобылы.

Я понять не могла, с какой такой стати Марго называет Музу кобылой, но решила, что сейчас не самый подходящий момент выяснять это.

– Почему из-за нее?

– Его ведь не ограбили, нет? Значит, причина в другом? Следовательно, без нее никак не обошлось.

Чужая логика произвела впечатление, я только головой покачала.

– Вы же всерьез не думаете, что Муза причастна к его убийству. – попробовала я вразумить старушку.

– Еще как думаю, – отрезала она. – Эта дрянь втравила его в какое-то темное дело. Он хороший мальчик и сам никогда бы…

– Что за темное дело? – насторожилась я. Старушка махнула рукой.

– Просто так людей не убивают.

– Допустим, – не стала я спорить, зная всю бессмысленность подобной попытки. – У вас есть предположение, что это за дело может быть?

Старушка с горечью покачала головой, явно сокрушаясь, что сказать ей нечего, представляю, как ей было тяжело это пережить.

– Сашенька приходил ко мне перед самым отъездом, – заявила она, промокнув несуществующую слезу салфеткой. – Мы с ним долго разговаривали. Ты знаешь, я как чувствовала, все насмотреться на него не могла.

– О чем вы разговаривали? – спросила я, надеясь, что старушка хоть что-нибудь вспомнит из той беседы. Впрочем, память у нее была исключительная, а вот то, что отец долго разговаривал с ней, очень сомнительно. Он часто ее навещал, но больше пятнадцати минут здесь не выдерживал. Королева Марго, как называл ее папа, задумалась и наконец ответила:

– Как всегда, о твоей бабуле.

Вот так раз. Хотя тот факт, что отец в компании Марго вспоминал свою мать, удивительным не был, однако в свете некой семейной тайны, на которую он мне намекал, это показалось интересным, и я спросила:

– О чем конкретно вы говорили?

– Думаешь, это важно? – насторожилась старушка и сразу стала похожа на мисс Марпл.

«Этого только не хватает», – мысленно вздохнула я и сиротски улыбнулась:

– Для меня – да.

– Бедное дитя, – вздохнула старушка, прижав худую ладошку к груди. Тут надо заметить, что Марго в прошлом тоже была артисткой, пела в оперном театре, и еще как пела, говорят. Впрочем, говорила только она, свидетелей ее триумфа почти не осталось, уже лет тридцать она была на пенсии. Как известно, у двух великих нет практически никаких шансов ужиться рядом, так что их с Музой взаимная нелюбовь была, в общем-то, понятна.

– Так о чем вы говорили? – напомнила я.

– Просто вспоминали… – пожала Марго плечами. – Кстати, твой отец последнее время постоянно говорил о ней, должно быть, предчувствовал, – Тут она опять промокнула глаза салфеткой, а я покачала головой.

– Так не пойдет. Вы долго разговаривали… сколько?

– Часа три, – ответила Марго, помедлив, а у меня глаза на лоб полезли.

– Сколько? И что вы вспоминали такую прорву времени?

– Ну… – старушка посмотрела на меня с недоумением. – Он расспрашивал, как мы познакомились, где тогда жила твоя бабка и все такое…

– А где вы познакомились? – спросила я, решив, что, если это заинтересовало отца, может, и мне на что-то сгодится.

– Мы жили в соседних бараках, – заявила Марго, приглядываясь ко мне, словно пыталась отгадать, с какой такой стати меня вдруг это заинтересовало. – Тогда все жили в бараках. Ужас что было за время. Жрали черт-те что. Мужиков практически не было. Не то твоя бабка не пошла бы за инвалида. Ты знаешь, что у твоего деда не было обеих ног? Но по тем временам это было не так скверно, все-таки живой и… Он смог сделать ей ребенка, значит, толк от него какой-никакой, а был. Вам сейчас не понять, а тогда… Война только что кончилась, твоя бабка красивая, как ангел, с этим инвалидом. У него к тому же открылась какая-то болезнь, от которой он вскорости умер, оставив ее в бараке с маленьким ребенком. Ужас. Я твоего деда в живых уже не застала, мы вернулись из эвакуации, в Москву нельзя, черт знает почему, застряли здесь. Барак, бешеные бабы, вечно пьяные мужики, впрочем, этих раз-два и обчелся, дети все как есть беспризорники. Матерщина, голодуха, полный звездец, как теперь любят выражаться. И я, дура дурой, одна наедине с мечтами. А тут твоя бабка. Жила она тихо, скромно, мало с кем разговаривала. Муж устроил ее работать кладовщицей в ремесленном училище. Ты что, не знала? Она была единственным человеком, с кем я могла поговорить, отвести душу. Неудивительно, что мы подружились.

– А что было дальше? – спросила я, поймав себя на мысли, что практически ничего не знаю о своей бабушке.

– Дальше? Я уговорила ее перейти в наш театр костюмершей. У нее открылся настоящий талант. Всю жизнь она отдала родному театру. И Сашеньке, конечно, тоже.

Я думаю, из-за него она и не смогла устроить свою личную жизнь.

– Но ведь бабуля была еще несколько раз замужем? – спросила я, вспомнив фотографию, где моя бабка в компании усатого дядьки держит на коленях моего папу, которому было всего лет пять-шесть.

– Трижды, – кивнула Марго. – Но… все эти браки заканчивались ничем. Сказать по секрету, у твоей бабки был дурной вкус, вечно она выбирала всякую… – Марго кашлянула и виновато потупилась. – Первым, то есть вторым, ее мужем стал осветитель в театре, а между тем в нее был влюблен режиссер. И как влюблен! Просто места себе не находил. Осыпал ее цветами, подарил ей чулки… Чего ты ухмыляешься, в то время достать их было практически невозможно. Сашеньку обожал, твоя бабка брала сына с собой в театр, чтобы не оставлять одного. И что? Она вдруг выходит замуж за осветителя. Кошмар. Никто не мог понять… Режиссера перевели в Москву, и слава богу, а то мы боялись, что он руки на себя наложит.