Валентина была комсомолкой до мозга костей. А он любил фантастику и равнодушно относился к общественной работе; был маменькиным сыночком, но хотел казаться крутым, рассказывал похабные анекдоты, но в его исполнении они звучали глупо. Он не был влюблен в Валентину, хотя считал, что влюблен; хотел иметь свою девчонку и, не найдя никого подходящего, решил пока «поводиться» с Валентиной.

Как-то он пришел списывать уроки. Он не приставал к Валентине. Такое даже в голову ему прийти не могло. Просто они сидели, пили чай, сплетничали об учителях и одноклассниках… Валентина задумчиво сидела у окна, слушала глупое бормотание своего кавалера. Особенно раздражало Валентину то, что он очень нравился ее матери, ведь родители его были с высшим образованием, и сам он собирался поступать в институт. Он пока еще не решил в какой, но в какой-нибудь с военной кафедрой, чтобы в армии не служить.

Иногда, замечая, что Валентина его совсем не слушает, юноша менял тему, начинал говорить о другом, потом еще о чем-то. Но Валентине было грустно. Кончить школу, получить профессию (она твердо решила, что после десятого класса пойдет в техникум — «стране нужны грамотные рабочие»!), выйти замуж за правильного парня, нарожать детей (обязательно двух) и воспитать их настоящими строителями будущего — правильная жизненная линия сейчас почему-то казалась ей невообразимо скучной.

И вот тут произошло событие, полностью изменившее так четко намеченный жизненный путь. Решив прихвастнуть, хоть как-то заинтересовать Валентину и показать, насколько он «крут», маменькин сыночек заявил:

— А знаешь, что у меня есть?

Валентина равнодушно пожала угловатыми плечами.

— Ну, на комсомольских собраниях это, конечно, не показывают, — добавил он с ехидством, пытаясь разжечь ее любопытство чисто из жеребячьей гордости.

Валентине было абсолютно все равно.

— Ну?

— Нет, ты слишком правильная. К тому же девчонки, как говорят, смотрят другие журналы.

— Какие журналы?

— Да так, — теперь герой слегка замялся, поняв, что зашел слишком далеко и теперь придется идти до конца. И, видно, кляня себя за длинный язык, он чуть ли не шепотом добавил: — С девочками.

Валентина скривилась. Она знала, что дети рождаются не в капусте. Когда у нее начались месячные, мать ей все объяснила. Нельзя сказать, чтобы Валентина, воспитанная в пуританстве нижнего комсомольского звена, до конца поверила матери — слишком грязным и неправдоподобным ей это все показалось. Да, мужчины и женщины встречались, женились, у них были дети, но такая гадость… Однако… И тут Валентину словно бес попутал, а может, Искусство, уже пустившее корни в ее душу, подтолкнуло ее. Стараясь сохранить все тот же равнодушный тон, Валентина спокойно приказала:

— Покажи!

Брови хвастуна поползли вверх. Честно говоря, он сам не понимал, зачем брякнул про журнал. Но отступать было некуда. Нагнувшись, покраснев, он вытащил из сумки белую папку и протянул Валентине. Она взяла эту обычную папку, в которой скрывалось нечто мерзкое. Холодный белый картон обжег пальцы. Смотреть сейчас! Нет! И тут же в голову Валентине пришло оправдание: «Чтобы победить врага, надо знать его!»

— Я посмотрю потом.

— Но… — замялся парнишка. — Журнал не мой…

— Не бойся, верну. Завтра принесу в школу.

— В школу не надо… Я вечером зайду, заберу.

Валентина отложила папку в сторону, под учебники.

Уроки были сделаны. Разговор не клеился. Незадачливый кавалер то и дело краснел, косился на папку. После того, как он «прихвастнул», вся его болтливость разом пропала. Ему было стыдно перед Валентиной от того, что у него есть такой журнал, и он явно почувствовал облегчение, когда, собрав тетради и на ходу натягивая пальто, выскользнул из квартиры Валентины.

Валентина вернулась к папке. Запретный плод манил и внушал страх. Что скрывается за тонкой картонной обложкой?

Боясь, что кто-то из родителей заглянет в ее комнату, когда она будет смотреть журнал, Валентина решила посмотреть его, когда отец с матерью лягут спать.

Время тянулось бесконечно. На улице уже стемнело. За что бы ни бралась Валентина, взгляд ее неизменно возвращался к белому картону под учебниками. После программы «Время» показывали детектив про «Знатоков», но Валентина отказалась смотреть, ушла к себе в комнату. Завалившись на тахту, она пыталась читать, но даже любимый «Овод» казался скучным, слова — сухими, чувства — вымученными. Нить повествования то и дело ускользала. Позвонила соседка по парте, спрашивая ответы на примеры. Валентина что-то ответила ей, но мысли ее витали где-то далеко-далеко.

— Ты не заболела? — поинтересовалась мать.

— Да нет, — ответила Валентина таким тоном, что мать расстроенно покачала головой.

— Что-то случилось в школе?

— Просто грустно.

Долго Валентина лежала, сжимая в руках книгу, прислушиваясь к тому, как родители вначале смотрели детектив, потом укладывались спать. В комнату заглянул отец:

— Ложись, уже двенадцатый час.

— Я только главу дочитаю.

Валентина еще долго ждала, прислушиваясь к ночной тишине, воцарившейся в квартире. Где-то наверху приглушенно звучала музыка. По улице проезжали машины. Прозвенел трамвай.