— Черт бы побрал этого геренука! — сказала Мэри. — Смотрел мне прямо в глаза. Все, что я видела, — это его рога и морду. А потом раз — и скрылся за кустом. И уже не разберешь, самка там шебуршится или самец. А потом начал в догонялки играть. Я могла бы его подстрелить, но боялась ранить.

— Ничего, в другой раз получится. Сегодня ты очень грамотно охотилась, молодец.

— Тебе и твоему дружку совсем не обязательно ходить за мной хвостом.

— Ты ведь понимаешь, солнце, так полагается.

— Достало уже. Сейчас, я полагаю, в Шамбу поедете?

— Нет, вернемся прямо в лагерь. Выпьем чего-нибудь холодненького.

— Не знаю, почему меня все время сюда тянет. Я и против геренуков ничего не имею.

— Это как такой островок, оазис среди песков. Чтобы сюда попасть, надо пересечь пустыню. В этом всегда есть очарование.

— Жаль, что я плохо умею бить навскидку. Да еще и коротышка. В тот раз, помнишь, даже льва не увидела. Ты видел, все видели, а я нет.

— Там место неудачное.

— Кстати, недалеко отсюда.

— Не сюда, — сказал я водителю. — Квенда на лагерь.

— Спасибо, что не поехал в Шамбу. Иногда ты правильно себя ведешь.

— Это ты молодец. И все понимаешь.

— Не всегда. Нет, я не против, чтобы ты туда ездил, даже наоборот. Надо изучать, собирать материал.

— Я не собираюсь ехать без дела. Позовут — поеду.

— Ну, за этим не станет, можешь не сомневаться.

Если не заезжать в Шамбу, то обратная дорога в лагерь очень живописна: одна поляна сменяет другую, а между ними посверкивают озера в обрамлении деревьев, и повсюду мелькают газели Гранта — либо их квадратные белые крупы, либо бело-коричневые тела, вытянутые в легком беге. Особенно красивы самцы с отброшенными назад рогами. Затем машина описывает плавную дугу, огибая заросли кустарника, и впереди, на фоне парящей в дымке вершины, показываются зеленые палатки среди редких желтых деревьев.

Сегодня, кроме нас, в лагере никого не было — неслыханная редкость. Я сидел в столовой под навесом, в тени большого дерева, поджидая Мэри, которая пошла умыться, и думал, что хорошо бы перед обедом чего-нибудь выпить. Дурные вести уже спешили к нам со всех ног, однако пока все было тихо, и зловещие фигуры посыльных не сидели вокруг костра. Грузовики, уехавшие за дровами, еще не вернулись. Я знал, что вместе с дровами они привезут воду, а быть может, и весточку из Шамбы. Умывшись, я переоделся в свежую рубашку, шорты и мокасины, уселся в тени и почувствовал себя совсем хорошо.

Задний полог палатки был расстегнут, и со стороны вершины тянуло ветерком с примесью едва уловимой свежести снега.

Мэри вошла в палатку и воскликнула:

— О, ты себе еще не налил!.. Сейчас исправим.

На ней был выцветший тщательно выглаженный сафари-костюм, смотревшийся очень выигрышно. Разлив кампари и джин по высоким стаканам и оглядываясь в поисках брезентовой фляги с сифоном, она сказала:

— Наконец-то мы по-настоящему одни. Как в Магади, только лучше.

Она протянула стакан, и мы чокнулись.

— Знаешь, я, конечно, люблю Персиваля, и жаль, что он уехал, но вдвоем с тобой, как сейчас, — это лучше всего. Можешь заботиться обо мне, сколько душе угодно, я больше не буду злиться. Сделаю все, что ты захочешь, только со Стукачом не буду дружить.

— Ты у меня молодец. Мне тоже хорошо с тобой. Я, бывает, веду себя как идиот, ты просто не обращай внимания.

— Ты не идиот. Природа здесь гораздо лучше, чем в Магади, и мы можем делать что хотим. Все будет замечательно, вот увидишь.

Снаружи раздалось покашливание. Я сразу догадался, кто пожаловал, и мысленно сопроводил догадку речевыми оборотами, не подходящими для печати.

— Ну ладно, заходи.

В палатку вошел официальный осведомитель местного охотоведческого хозяйства, в просторечии Стукач.

Это был высокий статный мужчина в приличных брюках и темно-голубой свежевыстиранной рубашке с белыми полосками по бокам; плечи его были укрыты дамской шалью, а на голове красовалась войлочная шляпа с полями. Все детали туалета, судя по всему, он получил в подарок. Похожий платок я раньше видел в дешевой индийской лавочке в Лойтокитоке. Темно-коричневое лицо с выдающимися чертами сохранило признаки былой привлекательности. По-английски Стукач говорил медленно, очень старательно, с книжными оборотами и весьма сложным акцентом.

— Сэр, — сказал он, — имею честь тебе сообщить, брат, что я изловил убийцу.

— Какого именно?

— Убийцу из масаи. Он тяжело ранен, с ним отец и дядя.

— Кого же он убил?

— Своего двоюродного брата. Разве ты не помнишь? Ты сам обработал ему раны.

— Так он не умер! Лежит в больнице.

— Значит, покушение на убийство. Так или иначе, я его поймал. Не забудь занести это в рапорт, брат. Я знаю, ты не забудешь. Время не ждет, сэр, убийца истекает кровью и хочет, чтобы ты его перевязал.