А послушать было что, ведь каждый в Оврагах что-нибудь да знал про здешние напасти. Самыми старыми в деревне, по словам трактирщика, были две сестры, жившие на окраине. После того как Годзерек вспомнил про обоз, проходивший здесь четыре месяца назад и похожий по описаниям на обоз Агнессы де Брие, Освальд с Хорсой первым делом отправились к ним. Правильно говорил погибший барон, мол, не бывает дыма без огня. Кому, как не самым старым бабкам, помнить о том, когда в последний раз был такой огонь и какой дым шел от него. Музыкант, само собой, увязался за ними.

Илзе и Лида в действительности оказались бабками совсем не древними, но весьма старыми. Зато, несмотря на вроде бы имеющиеся старческие болезни, вовсе не глупыми и не беспамятными. Что первое, что второе вообще не являлось странным. В деревне, да и в округе, они слыли знахарками, повивальными бабками и травницами, поэтому торчать кверху задом на собственном огороде им почти не приходилось. Вдобавок рядом была дорога, а на ней больные встречаются ой как часто. Так что, несмотря на возраст, память им солнцем не выжгло. Хотя огород у них оказался все же немаленьким, ухоженным и богатым.

От них-то Освальд и его спутники услышали старое предание о местных волках, которые были оборотнями, да еще и с хозяйкой. Хозяйкой что надо: злобной колдуньей Лидой Вальдудр. Рассказ был долгим, с детальными подробностями. Вещая красочно и с такими уточнениями, что Жака порой перекашивало, хозяйки не преминули продемонстрировать знание обычаев гостеприимства. Обижать бабок отказом не хотелось. Пришлось сесть за стол, накрытый чистой скатертью с вышивками. Жалеть не пришлось.

Готовили старушки знатно. На дворе вроде бы солнце только начало подниматься и гостей как будто не ждали… Но кроме глиняных чашек с белой глазурью, в которых на столе оказались мед, вишневое, крыжовниковое и малиновое варенье, прямо лакомись – не хочу, поесть было чего. Блины, толстые, покрытые золотистой корочкой топленого масла, большая плоская тарелка с крупно нарезанными пирогами, сало с прожилками мяса, наструганное тонкими пластинами. Илзе, более молодая, если можно так говорить про них, быстро выставила сковороду пережаренной со шкварками каши.

– Охре… простите, бабушки, вот это да! – Хорса смущенно взглянул на своих спутников. – Отъемся ведь, если так кормить будут.

– Благодарствую. – Освальд распустил пояс на куртке. Взялся за ложку и тоскливо посмотрел в сторону кухни, на которой еще что-то шкворчало и жарилось. – Есть-то как хочется!..

Лида, поставившая высокие оловянные кружки и кувшин с холодным молоком, подперла подбородок кулаком, посмотрев на него ласково, как на малое несмышленое чадо: – Да ты, милок, кушай, кушай, вона худой какой. Кожа да кости… – и покосилась на Жака. Открыла было рот, но тут ее в бок пихнула сестра. Бабка развернулась и скрылась за плотной занавеской, закрывающей низкую дверку в сторону кухни.

Освальд ел, стараясь не показать, что живот у него полный еще с ночи. Смотрел вокруг, пытаясь понять и заметить что-то нужное. Дом, такой небольшой снаружи, внутри казался намного просторнее. Стены, побеленные и украшенные разноцветными ковриками, были чистыми. Такими же, как с утра уже подметенные полы из струганых досок, плотно подогнанных друг к другу. Любили сестер-лекарок, что и говорить. Так аккуратно и ладно мог сделать только мастер. И необязательно за деньги. Подоконники, из клена, украшенные затейливой резьбой, делались явно от души. В доме пахло чистотой и сдобой, травами, чьи пучки висели в дальней комнате, видимые отсюда. Освальду дом понравился. У него самого такого и в помине не было. Бабки понравились не меньше.

Опрятные, в чистых длинных теплых юбках, просторных рубахах с вязью вышитого лиственного узора по воротнику и рукавам. Илзе была выше и крепче, седых волос у нее виднелось поменьше, чем у сестры. Ладная такая, добрая бабушка, спокойная и мягко смотрящая на гостей. Но в твердых складках у губ, в слегка прищуренном и насмешливом взгляде легко читался серьезный характер. Лида казалась чуть поменьше, ласковое сморщенное темное личико, подвижное и смешливое, сейчас играло, как жонглеры на представлении. Жак, застывший в самый красочный момент с ложкой густого творога со сметаной и привозным лиможанским изюмом, так и уставился на нее. Забыв обо всем и внимательно слушая ее рассказ.

Слова у Лиды лились не то что рекой, но речкой точно. Такой неторопливой вроде бы, неширокой, неглубокой. А вот окажись на ней, да по течению, успевай только к берегу грести. Сам не заметишь, а захватит и потащит с собой. Так и здесь. Слушать Лиду было интересно. Вела речь она складно, гладко, как по писаному. И выходило, если верить тому, о чем баяла сейчас бабка, что случилось это давно. Когда их с лучником, не говоря про менестреля, и в помине не было, а сами бабки под стол пешком ходили. А после этого никто и слыхом не слыхивал не про каких таких волков, покудова они снова не объявились.

– Да-а, сынки, – продолжала Лида, кутаясь в теплый платок с вышитыми красными цветами по синей шерсти, – вот и говорю, што была, стал быть, туточки в стародавние времена злокозненная Вальдудр, много бед она людям учинила…

– Однако нашлась и на нее управа, – Илзе, видно, не любила рассказывать деревенской малышне сказки, как ее старшая сестра, а потому излагала факты не в пример яснее, – наняли местные мужики истребителя таких злодеев, он-то ей голову с плеч и снес. А вместе с ней и ее стаю на тот свет отправил. Ну а может, и разогнал, кто ж сейчас то знает, давненько оно было.