Шрифт:
— Вперед, сучьи дети! — орал Ференц. — Кто отступит, того сам положу! Бей проклятых нехристей!
Напрасно подгонял граф своих солдат — они и без того готовы были за ним хоть в огонь, хоть в воду. Ференц был хорошим командиром: трусости, непослушания не спускал, зато отличившихся щедро награждал. Его люди в захваченных селениях брали богатую добычу и знатно пировали. Сам же полководец на привалах ел с солдатами из одного котла, в походах дрался с ними плечом к плечу и вместе веселился во взятых городах.
Надашди слыл самым бесстрашным, самым удачливым и самым жестоким бойцом во всей Венгрии. Не раз получал он награды за доблесть и заслуги перед короною из рук самого императора Фердинанда.
Всем сердцем Ференц ненавидел турок, из-за которых родная Венгрия была разорвана на части. Бить тварей — вот главное его дело. И плевать, что девять лет назад подписан мирный договор с султаном, по которому Османы получали все завоеванные венгерские земли. Война все равно продолжается, то там, то тут вспыхивают сражения, турки с венграми бесконечно отбивают друг у друга города и селения.
Надашди — человек простой, солдат, он про договор может и не знать. А потому…
Рявкали пушки, разносили дома. Янычары сражались с отчаянием безысходности, легко шли на смерть — никому не хотелось попасть в плен к Черному бею…
А за стенами женщины, рыдая, прижимали к себе детей, молились старики. В захваченных селениях Черный бей живых не оставлял.
— На штурм! Бей их, ребята!
Вид его был страшен. Мундир почернел от крови, лицо выпачкано сажей, глаза выпучены, рот кривился то ли в судорожном смехе, то ли в оскале — Надашди предвкушал новую бойню.
Он первым ринулся навстречу туркам. Увернулся от ятагана, вспорол саблей живот. Нехристь свалился с выпущенными кишками. Тут же подскочил другой, ему Ференц снес голову.
Вокруг дрались его ребята. Янычары визжали от бешенства, да не очень это им помогало. Солдаты Надашди умели сражаться, и было их гораздо больше.
Вскоре все кончилось. В поле вокруг деревни валялись изрубленные тела турок. Венгры ходили между ними, обыскивали, снимали добычу. Подбирали своих.
— Ребят похоронить, как полагается, — приказал Ференц.
— А нехристей? — спросил один из солдат.
Граф усмехнулся:
— Отрубите головы и развесьте на деревьях. Пусть все видят, что бывает с врагами Надашди.
— Раненых добить?
— Не надо. Тащите их в деревню, там повеселимся.
Тихо было в Урмисе, испуганные люди прятались по домам. С хохотом, с криками вошли в селение победители. Выволокли из домов всех — от мала до стара, приказали накрывать столы прямо посреди улицы.
Полдня горели костры, жарилось на них мясо. Вино, сыр, хлеб — все, что было в Урмисе, снесли жители к столу. Женщины и дети покорно прислуживали солдатам. Те пили, ели, но до поры сдерживали пыл — знали: граф Надашди любит первым начинать настоящее веселье.
Под ногами пирующих победителей лежали раненые турки. Истекали кровью, стонали. Никто не обращал внимания — от мучений врага праздник только слаще.
Под вечер, когда солнце склонилось к горизонту, а солдаты осоловели от выпитого, Ференц приказал:
— Приведите мне священника.
Двое солдат приволокли нестарого еще мужчину в черной рясе, толкнули его, так что тот упал на колени прямо перед графом.
— Что ж ты, святой отец, — недобро прищурился Надашди, — вроде должен христианскую веру оборонять, а сам туркам служил?
Священник попытался встать, но руки солдат давили на его плечи. Тогда он поднял голову и прямо взглянул в глаза командира:
— Я служу лишь Господу. Даже турецкие безбожники не трогают ни храмы, ни их служителей. [8]
— Так это потому, что нет их вере никакого ущерба от таких, как ты! — расхохотался Ференц. — Нет в твоем храме Бога, и ты не святой отец! Предатель ты!
— Не суди, и судим не будешь, сын мой…
Граф склонился над священником, хлопнул его по плечу, схватил за подбородок, заглянул в лицо:
8
Во время турецкой экспансии захватчики не пытались насаждать в Венгрии мусульманство либо как-то еще прививать свою культуру. Турки ограничивались использованием венгерских территорий в качестве колоний.
— Ты еще молод. И руки у тебя сильные. Почему не бил турок?
Священник молчал. Ференц брезгливо поморщился:
— Отрубить ему голову.
Завыли женщины, закричали дети.
Удар сабли — обезглавленное тело служителя свалилось в пыль. Вслед за тем казнили раненых турок — посадили на кол посреди селения.
— Привести мужчин, — приказал граф.
Всего, от мальчиков двенадцати лет до стариков, набралось человек тридцать. Ференц обошел дрожащую толпу, остановился напротив мужчины лет сорока, бросил отрывисто: