По мнению старых друзей, Экклстоун с его теперешними утончёнными вкусами уже меньше напоминал нагловатого продавца подержанных машин. Кое-кто находил его новое жилище жутковатым, словно с выставки «Идеальный дом» {9} . Низкий рост, вороватая суетливость и скрытность вызывали подозрения у людей, стремившихся отнести его к какому-то знакомому типу. О частной жизни Берни и его прошлом толком никто не знал, поэтому то и дело рождались сенсационные слухи. Реальность же порой оказывалась куда скучнее.

Экклстоун по-прежнему терпеть не мог праздники, и особенно Рождество. В 1979 году ненавистный день планировалось провести в компании индейки и бульдога Одджоба. Правда, обед пришлось отложить — Экклстоун пребывал в дурном расположении духа. Обычно Туана не обращала внимания на его капризы, однако на этот раз она сбежала из дома, бросив сковородки на плите, а индейку — догорать в духовке. Экклстоун остался один и, напуганный её неожиданным срывом, пообещал больше никогда не кричать. Редкий случай — Туана праздновала победу. Пожалуй, Одджоб мог бы похвастаться тем же — его внезапное недомогание пару раз пробивало стальную броню хозяина.

В делах же Экклстоун не позволял себе даже минутной слабости. Неудачные выступления «Брэбхэма» и перспективы заработка на телетрансляциях лишь усугубили конфликт с президентом ФИА Жаном-Мари Балестром. Берни выходил на очередной виток своей уникальной карьеры.

Экклстоун раздражал Балестра. За счёт средств табачных компаний благосостояние «Формулы-1» росло, и на трассах стали появляться спонсорские палатки. Они раскинулись в паддоке, у самых боксов, и создавали там атмосферу карнавала, которую Экклстоун на дух не переносил. Болельщики и «красотки с пит-лейн» толпились у машин, хотя там должны были царить чистота и порядок. Особенно остро эта проблема встала в Сильверстоуне, где в 1978 году дождь испортил гонку, а команды недосчитались ценного оборудования. Экклстоун обрушился на организаторов, назвал произошедшее «катастрофой и расточительством» и заметил, что перспективы проведения гонок «Формулы-1» в Великобритании теперь туманны. Организаторам он велел заменить палатки специальными постройками, провести в них воду и электричество, а также улучшить работу служб скорой помощи. Небрежность раздражала Экклстоуна. Он собирался выдавать электронные пропуска и хотел, чтобы журналисты платили 5 тысяч фунтов за годовую аккредитацию. Ему нравилось холодно отказывать озабоченным просителям в доступе в паддок и на пит-лейн. Жалобы, что атмосфера стала пресной и уже не та, что раньше, Экклстоуна не волновали. Балестр вынашивал планы сокрушить узурпатора на открывавшем сезон 1979 года Гран-при Аргентины.

Чтобы продемонстрировать свою власть над «Формулой-1», ФОКА и Экклстоуном, Балестр оштрафовал Джона Уотсона из «Макларена» за якобы опасный манёвр в начале аргентинской гонки. Он ни с кем не советовался и не предоставил пилоту возможности выступить в свою защиту. Пока команды перебирались на следующий этап в Сан-Паулу, Экклстоун с Мосли готовились к решительной битве. Чтобы поддержать напряжение, Экклстоун попробовал ещё немного расшевелить гоночный мир. Фрэнк Уильямс подал ему идею пригласить знаменитого гангстера Ронни Биггса. В 1963 году Биггс участвовал в громком ограблении почтового поезда Глазго—Лондон, потом бежал из тюрьмы и улетел в Австралию, а оттуда в 1969 году перебрался в Бразилию. Херби Блаша отправили домой к Биггсу передать приглашение. Блаш сообщил, что Биггс действительно знаком с Фрэнком Уильямсом, но об Экклстоуне не слыхал и «Формулой-1» не интересуется. Посетить гонку он отказался, и тем не менее конверт с двумя билетами для беглеца был оставлен на стойке отеля «Интерконтиненталь».

Увидев фамилию «Биггс», написанную на конверте крупными буквами, многие в мире «Формулы-1» решили, будто бы Экклстоуна что-то связывает со знаменитым грабителем. Накануне гонки эти слухи придали вечеринке у бассейна дополнительный импульс. Экклстоун собрал два десятка ослепительных красавиц, и каждая прошлась по «подиуму» в цветах одной из команд. Сам Берни назначил себя председателем жюри импровизированного конкурса «Мисс Гран-при». «Идёт подсчёт голосов», — сообщил он, собрав со всех бумажки, бросил на них беглый взгляд и сунул в карман. «Убедительная победа „Мисс Брэбхэм“», — объявил он без тени смущения.

На следующее утро, перед самым стартом Гран-при Бразилии, Мосли пригласил Балестра побеседовать с Экклстоуном в подтрибунных помещениях трассы «Интерлагос», где сообщил гостю на превосходном французском, что команды не выйдут на старт, если с Джона Уотсона не будет снят штраф. Балестр возмутился. Наступил кульминационный момент противостояния. Мосли, пользуясь смущением оппонента, с подчёркнутой театральностью объявил, что бойкот поддержат и организаторы Гран-при. Обезоруженный Балестр сдался.

Гонку выиграл Жак Лаффит на «лижье» с двигателем «Форд», после чего команды собрались в «Интерконтинентале», чтобы получить свои деньги. Наконец подъехали два грузовика, в которых оказалось шестьдесят мешков с банкнотами. «Нам столько не пересчитать, — сказал Блаш, — так что прикинем на глазок. Каждый фут — примерно пятьсот фунтов».

«С Бернардом „Формула-1“ стала уважать себя, — объявил Фрэнк Уильямс конкурентам, когда все расселись у бассейна в обществе бразильских красоток. — Он рванул прямо со старта, и теперь денег становится всё больше и больше».

Уильямс и его коллеги-механики не до конца понимали, что за борьбу ведёт Экклстоун. Вне их поля зрения оставались переговоры с автодромами, от которых он требовал всё больше и больше денег, а в случае малейшей задержки угрожал перенести гонку в другую страну. Под его давлением аргентинцы неохотно увеличили сумму призовых, а вот шведский этап Экклстоун исключил из календаря. Балестр был сбит с толку тактикой своего противника. В Южной Африке, сразу после бразильского этапа, он, мокрый от пота, подсел в тени дерева к Экклстоуну и предложил договориться. Несмотря на бразильский позор, Балестр по-прежнему искал способы упрочить власть ФИА, однако Экклстоун оставался глух к любым компромиссным вариантам. Не в силах скрыть своего презрения к циничным приёмам оппонента, француз вышел из себя и заявил, что Экклстоун преувеличивает значимость «как английских команд, так и своей собственной персоны».