— Шумахер — безжалостный гонщик, он готов на всё ради победы. Если этот поступок его не смущает, так тому и быть. До него и не такое устраивали. А что поделать? Я вовсе не удивлён. Поступки многое говорят о людях, а люди ведь не ангелы.

Мало кто знал, что почти все телетрансляции обеспечивала компания Экклстоуна. В 1994 году он получил в аренду аэропорт Биггин-Хилл, сыгравший весомую роль в Битве за Англию, и там, в большом ангаре, Эдди Бейкер устроил телевизионный вещательный центр, который сразу прозвали «Бейкерсвилль». Оттуда картинка транслировалась на весь мир через спутник. На европейские гонки Бейкер отправлял двадцать восемь абсолютно одинаковых серебристых грузовиков «мерседес», а в них три с лишним десятка камер и прочее оборудование, которое устанавливалось на трассе. Те же триста тонн оборудования летали на другие континенты на трёх «Боингах-747». Двести восемьдесят человек вылетали на принадлежащих компании самолётах и за три дня возводили на месте ангары с кондиционерами и автономным электропитанием. Эти грузовики, на любой гонке припаркованные, как по линеечке, строго по порядку идущих подряд номеров, служили лучшим подтверждением тому, как серьёзно подошёл Экклстоун к созданию крупнейшего в мире передвижного вещательного комплекса. Он всегда относился к деталям с особым вниманием.

Рост аудитории натолкнул Экклстоуна на мысль заработать больше, продавая зрителям подписку на трансляции с возможностью управлять просмотром гонки. Он полагал, что люди будут платить за право стать режиссёром трансляции, прямо у себя дома выбирая вид с любой из камер ФОКА-ТВ, установленных на трассе и на большинстве машин. Экклстоун обсудил эту идею с Рупертом Мердоком, который купил права на показ футбольной Премьер-лиги и привёл к процветанию телекомпанию «Скай». 36 миллионов фунтов, вложенные начиная с 1993 года в производство картинки для Мердока и других европейских вещателей, должны были принести ему целое состояние.

Ни команды, ни публика даже не догадывались, какой колоссальный доход обеспечивают Экклстоуну инвестиции в телевидение. Все обращали внимание лишь на материальные аспекты «Формулы-1» как важного элемента британской автоспортивной индустрии. Говорили о «долине автоспорта» между Норфолком и Саутгемптоном, где 20 тысяч профессионалов приносили двум тысячам компаний 6 миллиардов долларов в год. В каждой команде работала небольшая армия опытнейших конструкторов, которая за шесть месяцев готовила три с половиной тысячи чертежей на одну-единственную машину. Машина же, пройдя испытания в аэродинамической трубе, должна была безупречно вести себя на трассе. Кто-то отмечал переход от «энтузиастов» начала 70-х к мировой спортивной индустрии, где пилоты зарабатывали 12 миллионов долларов в год. Экклстоуном по-прежнему не очень интересовались, о нём даже в справочнике «Кто есть кто» не писали. Когда его зарплата в 29,75 миллиона фунтов всё же выплыла наружу, на все вопросы Берни отвечал коротко:

— Я не обсуждаю две вещи: деньги и что было ночью.

К деньгам он вообще относился просто: «Команды хорошо знают: если заработал я — заработали и они. Все довольны. Люди мне доверяют». В газетах изредка появлялись цветистые пассажи, что Экклстоун — «человек опасный и загадочный», причём сам он всячески потворствовал этому, строя из себя отшельника наподобие Энцо Феррари.

— Мне плевать, что люди думают о моей честности, — позже говорил он. — Я стараюсь изо всех сил. Может быть, при этом кого-то и задел. Одни мной довольны, другие нет — такова жизнь.

Неприятные вещи Экклстоун говорил прямо и ничуть об этом не жалел. Он прошёл весь путь с самого низа и был всегда честен, за что многие на него обижались. В этом смысле показательно отношение Экклстоуна к смерти пилотов.

— Я помню, как на трассе «Уоткинс-Глен» погиб Франсуа Север, — говорил он. — Мы с Карлосом Ройтеманном сидели на каком-то ящике, и он спросил: «Что случилось?» — «Пролетел под ограждением, и его чуть ли не пополам разорвало». — «О боже. А почему вылетел?» — «Просто потерял управление». — «Ясно. Так какой двигатель ставим сегодня вечером?»

В его голосе не слышалось старческой усталости. В непростых обстоятельствах Экклстоун выражал свои чувства словами, которые казались грубыми молодому поколению, не знавшему, через что он прошёл. Пропасть между Экклстоуном и теми, кто искал объяснение колоссальному успеху «Формулы-1», лишь росла. В 1995 году ему исполнилось шестьдесят пять — возраст выхода на пенсию. Он постоянно получал новые коммерческие предложения, и самой привлекательной в том году оказалась идея австралийского бизнесмена Рона Уокера.

В 1993 году Уокер предложил Экклстоуну вернуть Гран-при из Аделаиды в Мельбурн. Заключив контракт на десять лет, он готов был вместо 9 миллионов австралийских долларов платить 12. Уокер объяснил, что финансовые гарантии предоставляет правительство штата Виктория.

Экклстоун давно ждал такой возможности. Предполагалось, что новые автодромы принесут «Формуле-1» деньги и расширят её телеаудиторию. Прибыли он Уокеру не обещал: «Я им прямо сказал: „Вы потратите кучу денег“. Я знаю, сколько там будет народу. Честное слово. Я ни за что не посулил бы им больших доходов».

Уокер и его соратники политики не вполне с этим согласились. Они считали, что постоянное упоминание в спортивных изданиях благотворно скажется на имидже Мельбурна. Заручившись поддержкой Экклстоуна и особо оговорив соблюдение коммерческой тайны, правительство штата Виктория объяснило: гонку планируется проводить в Альберт-парке, расположенном в самом центре города. Трассу будут ежегодно возводить, а потом снова разбирать — стоимость проекта составит около 65 миллионов австралийских долларов. Были приняты законодательные акты, ограждающие правительство от любых финансовых претензий и разрешающие вырубку сотен деревьев. Несогласным заявили, что коммерческие выгоды проекта компенсируют все расходы, но те не верили. Тем не менее в 1995 году на последнюю гонку сезона собралось 300 тысяч зрителей, что принесло устроителям около 150 тысяч американских долларов. После схода уже обеспечившего себе чемпионство Шумахера гонку выиграл Деймон Хилл. Уокер и городские власти поздравляли друг друга с грандиозным успехом, и бизнесмен предложил британскому премьеру Джону Мейджору возвести Экклстоуна в рыцарское достоинство. Он заручился поддержкой Нельсона Манделы, Сильвио Берлускони, премьер-министра Австралии Боба Хоука и Макса Мосли. Когда Мейджор пригласил его на обед в свою официальную резиденцию Чекерс, Экклстоун поверил, что у него и правда есть шанс. Наряду с ещё тринадцатью приглашёнными он сел с премьер-министром за один стол и был представлен тому как преуспевающий бизнесмен, приверженец тори, оказавший партии серьёзную финансовую поддержку. Пожертвования перечислялись казначею Консервативной партии лорду Харрису, которого Экклстоун называл просто «Коврик Фил» {17} , не напрямую, а через друзей, чтобы при необходимости можно было спрятать концы в воду. Впрочем, рыцарем Экклстоун так и не стал. Слишком уж много возникло вопросов. Всплыли претензии Управления налоговых сборов и суровый вердикт судьи, но главное — его не поддержала политическая элита. В любом случае на Уайтхолл не готовы были включить в свой круг простого человека с загадочным прошлым. Взамен его предложили произвести в командоры Ордена Британской империи, однако Экклстоун отказался.