— Вам еще предстоит научить меня верить в подобные предназначения! — откликнулся герцог.

— Не думаю, что я способна научить вас чему-то. Вера всегда пребывала с вами, возможно, глубоко спрятанная или забытая. Но она часть вашего существа, потерять ее невозможно.

За обедом, когда они сидели вдвоем в маленькой столовой, Эме сказала, что оставила записочку для леди Изабеллы, в которой просила ее и Гуго приехать не слишком поздно.

— Если Изабелла не забыла о своих обязанностях дуэньи, то она скоро примчится сюда, — рассмеялся герцог.

— Долтон сказал, что вряд ли леди Изабелла и месье Гуго смогут появиться здесь раньше, чем к трем часам утра. Он видел, как они собирались на маскарад в Опере. Им будет очень весело. Они влюблены, и все вокруг покажется им интересной, необычной игрой.

После этих слов герцог неожиданно протянул руку через стол.

— Дайте мне свою руку, — попросил герцог.

Девушка послушалась, хотя в глазах ее читался вопрос.

— Я боюсь вас, — произнес Себастьян. — Вы так мудры и проницательны. Вы понимаете людей гораздо лучше, чем я.

— Это просто потому, монсеньер, что влюбленные лучше понимают, что весь мир стремится к любви, к такой любви, которую уже нашли мы с вами!

— Возможно, вы правы! — согласился герцог, поднося к губам пальцы девушки.

— Несчастная королева любит Акселя Ферсена, — произнесла Эме. — Но они никогда не остаются наедине, не могут открыть друг другу чувство, что с такой силой сжигает их сердца! И поэтому они очень-очень одиноки.

После долгого молчания девушка вдруг неожиданно произнесла:

— Я много думала о страшной тени, которая нависает над королевой! И мне понятно, почему мама так боится за нее.

— Не могу разделить ваших опасений, равно как и страхов графини. Мария Антуанетта имеет репутацию очень веселой, даже фривольной дамы. На празднике в Малом Трианоне она показалась мне вполне удовлетворенной и даже счастливой!

— Хотела бы я точно объяснить то, что чувствую, — вздохнула Эме, — но никак не могу найти подходящие слова. Мама тоже не может объяснить свое ощущение опасности. Но угроза существует, монсеньер!

— Долго еще вы собираетесь называть меня «монсеньер»? — спросил герцог. — У меня ведь есть и другое имя!

— Для меня вы навсегда останетесь монсеньером. Почему-то очень трудно выговорить «Себастьян». Может быть, это потому, что я вас очень уважаю. Вы кажетесь мне таким умным, достойным человеком, рядом с которым я должна вести себя очень скромно.

— Моя дорогая, смешная, любимая! — прошептал герцог, прижав девушку к груди. — Я так серьезно с тобой разговариваю, а ведь ты дитя по сравнению со мной. Но мое счастье ты держишь в своих руках, мое сердце принадлежит тебе, все, что я прошу у жизни, — это возможность обнимать тебя, целовать твои губы!

Охваченный страстью, он стал целовать ее глаза, волосы, шею, губы, чувствуя, как в ответ трепещет и тянется ему навстречу все существо девушки.

— Монсеньер, умоляю! — выдохнула Эме.

— Милая, я напугал тебя? — спросил герцог, тяжело, прерывисто дыша. Глаза его потемнели от возбуждения. Но Эме снова прижалась к нему, и он крепко обнял ее, стараясь быть нежнее и мягче.

Потом они снова бродили по аллеям и лужайкам старого парка и вышли к лесу, где тек ручей и был устроен небольшой грот. Искусно вырубленный в камне, он представлял собой нишу, в которой стояла статуя мадонны, умело выточенная из дерева и с течением времени не потерявшая своей прелести. У ног девы Марии лежали свежие цветы, а в глубине грота горела свеча, защищенная от ветра куском стекла.

Совершенно естественным движением Эме опустилась перед статуей на колени и начала молиться. Герцог молча стоял рядом.

— Мне кажется, — сказала девушка, вставая с колен, — что сегодня в этом саду небеса благословили наш союз: ведь мы случайно вышли к часовне святой девы. — Потом Эме взглянула на небо.

— Уже поздно, монсеньер. Я не хочу сегодня видеть ни леди Изабеллу, ни месье Гуго. Я очень люблю их обоих, но пусть сегодняшний день и вечер полностью принадлежат нам.

— Пойдемте в дом, завтра нам предстоит дальний путь, а вы очень устали.

— Нет, что вы! Я вовсе не устала! Я счастлива! Все мое существо поет от блаженства, от этого чудесного сознания любви!

Они медленно направились к дому. Возле двери Эме остановилась и обвила руками шею возлюбленного.

— Ну скажите же еще раз, что любите меня, монсеньер! Скажите, что будете любить меня вечно!

— Обещаю любить тебя всю жизнь, — ответил герцог. — Но если существует что-то и после жизни, я буду любить тебя вечно. Ты моя, Эме! Я никогда не отпущу тебя!